Ресторация на каждый день

Самым, пожалуй что, уютным рестораном города до революции был "Эрмитаж". Тот самый, где трудился повар Оливье, автор известного салата. Ресторан располагался на углу Петровского бульвара и Неглинной улицы, там, где сейчас находится театр. В "Славянском базаре" купцы Китай-города заключали свои миллионные сделки. В "Праге" богемная интеллигенция баловала себя трюфелями с токайским вином. В "Яре" подвыпившие посетители швыряли цыганским певицам свои ассигнации. В "Эрмитаже" обедали. Просто обедали. Юрист и публицист Н.В. Давыдов вспоминал об этом ресторане: "Там процветала... французская изысканная кухня и можно было получить более тонкие блюда, разные "деликатесы"; именно там было принято устраивать вперед заказываемые пиршества". В "Эрмитаже" "помещался один из лучших биллиардов города, роскошная меблировка, изящнейшие цветники". Один из краеведов утверждал, что в "Эрмитаже" среди "кадок с растениями сидело три-четыре человека, свистевших в особые свисточки, подражавшие пению соловьев, очевидно, для увеселения посетителей". Нечто подобное практиковалось много раньше в крепостном театре Позднякова на Большой Никитской улице. Видимо, "эрмитажные" хозяева воспользовались опытом своих предшественников на увеселительных фронтах. А может, краевед напутал. Так или иначе, "Эрмитаж" входил в пятерку самых популярных ресторанов Москвы дореволюционной. Кухня, напитки и официанты были, как говорится, на подбор. Среди официантов, кстати говоря, служил отец Бориса Щукина, актера, известного в первую очередь своей ролью Ленина из пьесы "Человек с ружьем". А некто Пирожков из боборыкинского "Китай-города" сюда захаживал на "скромный рублевый обед" - этакий бизнес-ланч начала двадцатого века, с пивом, но разве что без вина. Естественно, что у такого ресторана было множество завсегдатаев. Обстановка же располагала к тому, чтобы они засиживались тут по нескольку часов. Некоторые здесь даже работали. К примеру, журналист Влас Дорошевич тут, прямо за столиком, писал свои статьи. Актер же Михаил Садовский здесь часами наблюдал за посетителями, чтобы использовать всякие жесты и ужимки в своей профессиональной деятельности. Кроме того, он сочинял блистательные афоризмы на своих приятелей, которые им сразу же зачитывал. Садовский сделался истинной достопримечательностью ресторана, и после его смерти над излюбленным столом актера повесили мемориальную дощечку с надписью: "Здесь сидел Михаил Провыч Садовский". Журнал "Театр и искусство" возмутился этим фактом: дескать, величайший деятель культуры - и какое-то там общепитовское заведение. Но владельцы ресторана игнорировали прессу, и табличка продолжала просвещать клиентов "Эрмитажа". Среди завсегдатаев выделялся полицмейстер Огарев. Персонаж он был довольно колоритный, и художник Константин Коровин описывал его в таких словах: "Лицо этого человека особенное, странное - какой-то Кончак: все в узлах. Над глазами и под глазами - мешки, большие густые черные брови, нос с наростами, как картошина, топырятся черные усы. Один ус целый, другой - пол-уса. Глаза черные, сердитые. Страшный человек. Но черные глаза его, когда смотришь ближе, - добрые". Впрочем, колоритной в нем была не только внешность. Он слыл также большим оригиналом по характеру. И когда московский полицмейстер тут оплачивал свой счет бумажкой двадцатипятирублевой, то ему давали сдачу будто с сотни. - Да ты взятки мне даешь, а! - распалялся Огарев. - Да я тебя! - кричал он на официанта. Сдачу же, однако, брал. Зато когда он расплачивался сотенной бумажкой, ситуация была обратная - ему отсчитывали сдачу словно с двадцати пяти рублей. - Ты што ж это шутки шутишь? А? Я кто тебе - хвост собачий-то? - опять же возмущался полицмейстер. И опять-таки брал деньги, которые ему отсчитывал официант. Распорядитель ресторана объяснял эту игру: - Хороший человек, сердиться любит... Если ему все правильно - скучает он, ругать некого. Ходить перестает... А вот накричит на меня - в Сибирь сошлю, в тюрьму - ему это самое и очень приятно... А что Вы думаете об этом?