Вокзал разных встреч

Действительно, в досамолетную а также раннесамолетную эпоху именно этот вокзал был основным связующим звеном между Москвой и заграницей (разумеется, западной, а не восточной). Этим звеном не брезговали пользоваться даже сами авиаторы. В частности, прославленный летчик Громов после своего исторического полета в Америку через Северный полюс вернулся в столицу именно отсюда, с Белорусского вокзала. И москвичи, запрудившие привокзальную площадь, а также ближайшие улицы и переулки, нисколечко тому не удивлялись, а в восторге подбрасывали шапки в честь любимого национального героя. Было это в 1937 году. Несколько же раньше москвичи встречали здесь Максима Горького, прибывшего на жительство в СССР из долгой эмиграции. Это, пожалуй, была самая торжественная встреча за всю историю существования вокзала. До сих пор книги о Горьком иллюстрируют парочкой соответствующих фотографий. Одна изображает до краев забитую народом площадь, а другая - неуклюжего, сутулого писателя с обвисшими усами и растерянным лицом, наполовину вылезшего из дверей международного вагона. Впрочем, эту встречу многие воспринимали иронично. Например, Илья Збарский (сын Бориса Збарского, забальзамировавшего труп Ленина) писал в своих воспоминаниях: "На том самом месте, где теперь стоит памятник писателю (кстати, установленный здесь именно в честь этого парадного прибытия. - А.М.), на постаменте стоял живой Горький и, утирая слезы, умилялся встречей с Родиной, он все время вещал, какие мы хорошие, как он рад видеть социалистическую Россию, и восхищался успехами Советской власти. Почти непрерывно он лил слезы и повторял: "Я не могу говорить", - по поводу чего очень скоро родилась острота: Лев Толстой сказал "Не могу молчать", а Максим Горький - "Не могу говорить" Конечно же, в истории вокзальных встреч случались и курьезы. В частности, еще до революции, когда холодной московской зимой прибыл в наш город Гордон Крэг, британский режиссер, встречавшая его мхатовская делегация пришла в волнение. Еще бы - режиссер, не ожидавший столь жутких морозов, сошел с поезда в легоньком демисезонном пальто и покрытый изящной, но вполне символической шляпой. Автомобилей с отоплением в то время не существовало, ехать предстояло на извозчике. Часть делегации сразу отправилась в театр за теплой одеждой, а бедного Крэга повели в буфет: отпаивать целительным напитком - водкой. Посланные за одеждой честно выбрали самое теплое - огромную боярскую шубу и высокую боярскую же шапку времен государя Ивана Васильевича. Уже порядочно набравшегося Крэга облачили в это одеяние и повезли в гостиницу, а москвичи испуганно бросались в переулке, видя, как в санях сидит пьяненький древнерусский боярин и горланит песни на непонятном им английском языке. Сегодня подобное вряд ли возможно. Пьющие в буфете водку, например, стараются вести себя как можно тише, чтобы не привлекать внимание милиции, только и ждущей случая воспользоваться данными ей полномочиями. Всякие знаменитости к нам прибывают через шереметьевский, а также домодедовский аэропорты. Сам же вокзал эксплуатируют по большей части дачники, а также люди, прибывающие из Калининграда или же Смоленска. А в честь них почему-то торжественных встреч не устраивают.