Местность Троице-Лыково находится на северо-западе Москвы, недалеко от Строгина. Называется она в честь церкви Троицы, построенной еще в XVII веке владельцем здешних земель боярином Борисом Михайловичем Лыковым. А еще эту местность называют Карзинкино (или Корзинкино) - в честь последних дореволюционных владельцев, купцов Карзинкиных (прозванных так потому, что основатель этой купеческой династии был привезен в Москву из Ярославской губернии в корзине для кур).
Карзинкино - район уютный, тихий, даже деревенский. Здесь, в частности, стоят простые деревянные дома. А также церковь и усадьба. В усадьбе в 1922 году жил - можно сказать, скрывался - Ленин. Крупская так объясняла это странное событие в жизни вождя уже победившего режима: "ГПУ считало, что в Горках в то время было опасно. Они напали на белогвардейские следы, и потому Ленина устроили в Карзинкине - старом помещичьем доме". Впрочем, у Крупской остались об этом периоде вполне приятные воспоминания: "На прогулках мы много разговаривали с Ильичом на антирелигиозные темы. Приближалась весна, набухали почки, мы с Ильичом ходили далеко в лес по насту".
Но самым, пожалуй, ярким был "туркменский" период в жизни старинной усадьбы. Дело в том, что в 1924 году советские власти вывезли группу детей из Туркмении и устроили здесь так называемый Туркменский дом просвещения и интернат.
Поначалу было принято решение: для построения светлого будущего вывести наиболее одаренных туркменских детей за границу - учиться. Однако в последний момент спохватились: к чему лишние траты, ведь с таким же успехом их можно учить где-нибудь под Москвой. Выбор пал на усадьбу Карзинкино. Заведующим нового учебно-воспитательного учреждения стал бывший туркменский хан Иомудский (туркменское племя иомудов прославилось выведением прекрасной породы верховых лошадей).
Один из воспитанников вспоминал об условиях жизни: "Большая, первая половина дома была деревянная, а меньшая, левая, - кирпичная. На двух его этажах имелось множество изолированных, смежных и небольших комнат, а всего их было 46. На первом этаже размещались классные комнаты, дирекция, ее службы, кухня, столовая. Рядом со столовой были две комнаты, где жили работники кухни... Столовая - просторное вместительное помещение, которая в одну смену размещала всех учеников. В конце коридора, рядом с входом в столовую, поднималась лестница, ведущая на второй этаж - в клуб и врачебные помещения".
Бывшую домовую церковь Карзинкиных использовали под лекторий, кинотеатр и клуб. Юные граждане советской Туркмении работали на пасеке, в огороде, в яблоневом саду - хозяйство интерната было во многом натуральным. Даже имелся свой артезианский источник. Воспитанники, однако, не жаловались на трудности быта: "Для нас, туркменских детей из неимущих семей, а таких было большинство, непривычная еда, баня, мыло, постельное белье в духовном преобразовании значили не меньше, чем знакомство с устройством мира на уроках физики, географии".
Впрочем, непривычными были не только еда и белье, а еще и "окружение". Соответственно для "окружения" - простых российских мужиков - было довольно странно видеть "басурман", орудующих в православном храме. Естественно, время от времени здесь возникали драки, в которых обе стороны вели себя как истинные воины.
А в феврале 1929 года колония вдруг загорелась. Огонь подозрительным образом оказался одновременно в различных местах. Пожар разгорался. Потушить его с помощью ведер было уже невозможно. Вызванные пожарные почему-то вообще не приехали. К счастью, никто не погиб.
Так закончился один из социальных экспериментов первых лет советской власти. На месте колонии организовали обычный колхоз. Проблем с населением у колхоза практически не было.