Свершилось то, о чем все мы так долго мечтали: мейнстрим встал. Операторы научились красиво ручку вертеть, сценаристы - слезовышибательные повороты выдумывать, режиссеры - обывательский рай создавать, чтоб тебе и вальсы Шуберта, и хруст французской булки. Кинематографистов оставил стажерский зуд одним фильмом ответить на все вопросы, отгадать улыбку Джоконды и тайну черной дыры, создать новое религиозное учение и понять Россию умом. Добрый знак: в конкурсе "Кинотавра" все больше фильмов, без труда аттестуемых одним словом: "детектив", "мелодрама", "комедия", все меньше снимается "мистико-философских притч с элементами эротики" и "ностальгических трагифарсов с пародийным оттенком". Сразу пять картин, участвовавших в программе этого года, соединил ведущий сериальский мотив обознатушек: стареющий котяра шел на колядки, да ошибся адресом, встретил ровесницу, как бы тещу и как бы дочку, и завел с ними роман на всю жизнь ("Приходи на меня посмотреть"); разлученные и не подозревающие друг о друге сестры-близнецы - принцесса и замарашка - обменялись родней на кремлевской елке ("Президент и его внучка"); выросшая брошенка-дочь приехала мстить папе, влюбилась в него, а он под конец оказался вовсе не папа, а просто хороший собою Збруев ("Северное сияние"); десантник приехал в Москву возвращать жену и бить хахаля, побил не того и подружился с обоими ("Два солдатика бумажных"); оскорбленная изменой мужа жена выдала за любовника случайного приблуду ("Покажи мне лунный свет"). Все это говорит как о бедности общедраматургической фантазии, так и об очевидном повороте к чаяниям массового зрителя, привычного к изменам, рогам и бытовой безотцовщине. Облако в штанах под именем "российский кинематограф" на глазах обретает форму - в первую очередь, выводя основную массу кинопрофессий из категории божьего дара в область ремесла, которому можно и нужно учиться. Неуправляемая природная органика уступает рассчитанной профессии - прежде чем заниматься симфоническими художествами, люди разучивают до совершенства гаммы и сольфеджии.
Именно это новое качество и нанесло удар по фестивальной политике последнего десятилетия. Традиция привечать потенциальных кассовых фаворитов под лозунгом "Вернем зрителя в кинотеатры" была хороша в отсутствие кассы и зрителя. Когда по всей Москве открываются новые старые залы и вновь обретает смысл киноафиша, фестивали могли бы уже задуматься о новеньком, спорном и маргинальном.
Жюри "Кинотавра" предпочло спасать мир красотой и добротой.
Оговоримся: победитель фестиваля - фильм Сергея Соловьева "Нежный возраст" - определенно выносится за скобки. Это по всем параметрам выдающееся произведение современности, вернувшее автора в суперлигу национального кино и подтвердившее его уникальное умение разбираться в чувствах людей моложе себя на 20 лет. В тридцать с хвостиком Соловьев снимал нежных отроков в "Ста днях после детства", в сорок - едва совершеннолетний андеграунд в "Ассе", сегодня, в пятьдесят, - до времени состарившееся поколение птенцов свободы. Строительство современной, в стиле "1001 ночи", мифологии из абсолютно реальных, но оттого не менее сказочных фигур - космонавта Громова и падишаха Южного порта Аслана, лидера солнцевских Игоря Ивановича и сторчавшихся, порубанных, пострелянных одноклассников сына, соавтора сценария и исполнителя главной роли Дмитрия Соловьева - принесли "Нежному возрасту" не только Главный приз, но и премию вечно перпендикулярной российской кинокритики. Единственный раз до того подобное случилось с "Особенностями национальной охоты".
Далее пошли двусмысленности. Жюри, традиционно отбираемое президентом фестиваля Олегом Янковским, вручило приз за лучшую мужскую роль Олегу Янковскому, сыгравшему в фильме Олега Янковского "Приходи на меня посмотреть" и сто лет работающему в театре председателя жюри Марка Захарова. Особенно странно такое решение выглядело на фоне безусловно звездной роли Алексея Гуськова в "Таежном романе" Александра Митты: звероватый, ушлый, оборотнеподобный капитан Голощекин явно вывел артиста, снискавшего сомнительную известность в сериале "Горячев и другие", из категории "...и другие".
На приз в номинации "женская роль" с равным успехом претендовали и Наталья Бузько из "Второстепенных людей" Киры Муратовой, и Ирина Купченко из "Приходи на меня посмотреть", и трио Друбич-Дапкунайте-Коляканова в "Москве" Александра Зельдовича. Достался он Ольге Конской за откровенно патологическую картину "Любовь и другие кошмары". Фильм снимал бывший оператор Би-би-си Андрей Некрасов, традиционно интересующийся в России всяческой популярной мертвечиной - женскими тюрьмами, кавказскими войнами, нездоровой сексуальностью, пляшущим новостным криминалом, - из таких обрезков и сложилось это в высшей степени отталкивающее произведение.
Гран-при жюри (второй по значению) был присужден картине Карена Шахназарова "Яды, или Всемирная история отравлений" - попытке связать сегодняшние коммунальные свары людей, испорченных квартирным вопросом, с гранд-страстями великих отравителей прошлого, возглавляемых гоп-семейкой Борджиа. Как случается в последнее время с Шахназаровым, на великий замах пороху не хватило: за исключением "Города Зеро", ему всегда лучше удавались камерные истории с сумасшедшинкой ("Курьер", "Мы из джаза", "Американская дочь"), нежели масштабная, с обобщениями, социальная сатира ("Сны", "Дни полнолуния"). Поняв, что жюри по полной бортануло Муратову, снова прокатило "Москву" (даже в номинации "лучшая музыка" бесспорного Леонида Десятникова обошел композитор "Нежного возраста" Энри Лолашвили), обратило ноль внимания на штучный "101-й километр" Леонида Марягина, "Ядам" свистели особенно недружелюбно.
Спецприз жюри разделили меж собой милая новогодняя сказка "Президент и его внучка" (Тигран Кеосаян) и бесконечно милое попурри из достоевского "Идиота" "Даунхаус" (Роман Качанов). В конкурсе квелых дебютов вне конкуренции оказались "Сестры" Бодрова-младшего: всеразличные маньеристские экзерсисы с элементами мистики и творческие осмысления недавнего прошлого явно проигрывали новой почвеннической витальности бодровского фильма. Приз президентского совета получил "Таежный роман".
Кризис, о котором после длительного перерыва заговорили со сцены Зимнего театра, коснулся фестивальных понятий, а отнюдь не кино. До тех пор пока "Кинотавр" был богадельней никому не нужных старых и молодых кинематографистов, ему удавалось по одинаковым критериям судить хилого коня мейнстрима и голодную, но трепетную лань артхауса.
С каждой новой громкой премьерой делать это становится все труднее.