Когда «Известия» обратились к Николаю Цискаридзе за комментарием по поводу увольнения управляющего балетной труппой ГАБТа Руслана Пронина, г-н Цискаридзе ответил: «Я теперь не имею права ничего говорить. Только с разрешения [пресс-секретаря Большого театра] госпожи Новиковой» (танцовщик ссылался на вердикт Тверского районного суда Москвы, который закрепил за ГАБТом право ограничивать артистов в публичных высказываниях). «Известия» связались с Катериной Новиковой и заручились ее согласием на общение г-на Цискаридзе с газетой. Таким образом, перед вами первое за несколько лет интервью Николая Цискаридзе, официально санкционированное пресс-службой Большого театра.
— Как вы восприняли сообщение о том, что Большой расстается с Русланом Прониным?
— Мне было ясно, что его уволят. Я понимал, что все, кто входит в список, о котором так активно заявляет сторона пострадавшего [Сергея Филина], будут в театре уничтожаться. Последние события об этом красноречиво свидетельствуют.
— Что за список вы имеете в виду?
— Список тех, кого следователи допрашивали в первую очередь. Это были Павел Дмитриченко, Руслан Пронин и я. Насколько я понимаю, Сергей Филин считал и считает нас группой своих врагов, хотя я с Русланом Прониным никогда в жизни не общался. Ни Пронина, ни меня никак не смогли к этому делу пристегнуть, хотя вы могли наблюдать всяческие попытки это сделать.
А потом было собрание, куда по просьбе руководства пришли следователи. Они стали объяснять всей труппе, что дело еще открыто и т.д. На этом собрании было решено написать письмо во все инстанции о том, что труппа просит честно расследовать дело и не обвинять человека до решения суда. Это письмо подписали 300 артистов. На том же собрании Руслан Пронин рассказал нам о ситуации вокруг Батыра Аннадурдыева, друга задержанного Дмитриченко. Как руководитель, он уведомил нас о том, что Филин по телефону потребовал увольнения Батыра Аннадурдыева и Батыр это заявление уже написал. Как только Пронин это произнес, мне стало ясно, что теперь его первым делом уволят. Ведь он посмел сказать это при всех.
— У вас преподавательский контракт тоже заканчивается в июне, как и контракт Руслана Пронина?
— Да. По-моему, и танцевальный контракт тоже истекает.
— Вы не получали уведомлений о том, что ваши контракты не будут продлены?
— Пока нет. Пока меня преследуют с помощью выговоров. Я думаю, все это наблюдают уже не один месяц. В театр набирают людей со стороны, а тем, кто проработал много лет, не дают танцевать. Последний раз я танцевал в Большом театре 16 марта, месяц назад, а следующий спектакль будет только в последних числах мая. Вы просто послушайте всё, что сказали министр культуры и господин Иксанов пранкеру, который им позвонил.
— Вы верите в подлинность этих звонков?
— Конечно, верю, потому что знаю голос и того и другого. По крайней мере, голос Иксанова знаю очень хорошо. Не раз с ним говорил по телефону.
— Когда слушался ваш иск к Большому театру, журналисты из уст судьи узнали, что один из выговоров вам объявили на основании докладной записки Руслана Пронина. Как вы восприняли то, что ваш коллега написал на вас докладную?
— Руслан меня сразу предупредил, что его вынудили подписать докладную. Не он писал эту бумагу — его как руководителя заставили ее подписать, желая, видимо, получить подтверждение его лояльности.