Человек-гора: Леонид Утесов в русской культуре ХХ века
Его самым знаменитым поклонником был, наверно, Иосиф Сталин — и о нем же высоко отзывался Чарли Чаплин. Его песни любили колхозники и академики, летчики и подводники, полярники и сталевары, заключенные и вертухаи — вся страна знала Леонида Утесова. Он подарил нам джаз и блатной фольклор. И любим мы его — до сих пор — сразу за всё вместе взятое. Такова уж, наверно, природа каждого великого артиста — сочетать в себе, казалось бы, несовместимое. 21 марта, в день 125-летия со дня рождения Леонида Утесова «Известия» вспоминают, почему он остается одной из вершин подлинно народного искусства ХХ столетия.
Высокое назначение
Собственно говоря, самая дата его рождения остается спорной. Советские энциклопедии и справочники всегда указывали 21 (9-е по старому стилю) марта 1895 года. Сам Леонид Осипович праздновал всегда 22-го, отшучиваясь: «Энциклопедия считает, что 21-го. Она энциклопедия, и ей видней». Найденная уже после смерти артиста книга записей канцелярии Одесского городского раввина за март 1895 года подтверждает вроде бы версию артиста. Все источники, впрочем, сходятся в одном: Лазарь Иосифович Вайсбейн (а именно так звали Утесова до начала артистической карьеры) появился на свет в Одессе. Городе, который в ХХ столетии стал, пожалуй, неотделим от имени Утесова.
«Многие бы хотели родиться в Одессе, но не всем это удается», — писал на склоне лет сам певец. Утесову удивительным образом повезло — и с местом, и со временем. Одесса на стыке веков была одним из самых космополитичных городов Российской империи, с большими греческой и еврейской диаспорами, благодаря которым жизнь в городе бурлила — и коммерческая, и культурная, и (что уж скрывать) криминальная.
Отец будущей звезды, Иосиф Калманович, был мелким коммерсантом, человеком мягким и нетребовательным. Мать, Малка Моисеевна, напротив, славилась твердостью характера и даже некоторой суровостью в подходе к воспитанию детей. Так что, когда в 1909 году 14-летний Лазарь был с позором отчислен из коммерческого училища Файга (одного из немногих учебных заведений, где еврейские мальчики могли получить светское образование) за драку с учителем-раввином, дорога ему лежала одна — бежать. И он сбежал, с бродячим цирком, в котором и начал свою карьеру артиста.
Тогда же Ледя (как его называли в семье) обзавелся той фамилией, под которой ему суждено было прославиться на весь мир. В 1912 году гитарист циркового оркестра и «рыжий» коверный устроился в Кременчугский театр миниатюр. Его пригласил в свой номер популярный артист Скавронский, поставивший, однако, условие придумать псевдоним: «никаких Вайсбейнов». 17-летний Ледя, разумеется, желал выступать под именем возвышенным. Спустя полстолетия он так вспоминал о муках выбора:
Леонид Утесов, «Спасибо, сердце!»
Я бы охотно стал Скаловым, но в Одессе уже был актер Скалов. Тогда, может быть, стать Горским? Но был в Одессе и Горский. Были и Горев и Горин — чего только не было в Одессе! Но, кроме гор и скал, должны же быть в природе какие-нибудь другие возвышенности. Холм, например. Может быть, сделаться Холмским или Холмовым. Нет, в этом есть что-то грустное, кладбищенское — могильный холм...
«Что же есть на земле еще выдающееся? — мучительно думал я, стоя на Ланжероне и глядя на утес с рыбачьей хижиной. — Боже мой, — подумал я, — утесы, есть же еще утёсы!
Так впервые на сцене появился актер и куплетист Леонид Утесов — до настоящей славы ему оставалось еще два десятка лет.
Мы из джаза
Утесов благополучно пережил революцию и Гражданскую войну, выступая и в Одессе для белой Южной армии, и в красной Москве в саду «Эрмитаж». В 1920-е артиста хотя и критиковали за «легковесность» репертуара, но не трогали — и даже позволяли выезжать за рубеж с семьей (женился Утесов еще в 1914-м; родившаяся год спустя дочь Эдит впоследствии станет солисткой его оркестра). Именно в одной из таких поездок, в Париже в 1928 году, Утесов впервые услышал джаз. Это был американский оркестр Теда Льюиса, поразивший русского певца до глубины души. В своих мемуарах Утесов писал так:
Леонид Утесов, «Спасибо, сердце!»
Когда я пел в оперетте, играл в драматическом театре или дирижировал хором, меня не покидало чувство, что я везде — временный постоялец, я словно всё время помнил, когда отходит мой поезд. И только в джазе я вдруг почувствовал, что приехал и могу распаковывать чемоданы — пора обосновываться на этой станции прочно, навсегда. Но, ох, как непросто оказалось это сделать
Первый концерт созданный Утесовым оркестр «Теа-джаз» («Театрализованный джаз») дал уже 8 марта 1929 года на сцене ленинградского Малого оперного театра. Исполнялись и западные шлягеры, и фантазии Исаака Дунаевского на темы, как сказали бы сейчас, «этнической» музыки, и собственные обработки народных песен — правда, не самого одобренного тогдашней цензурой свойства. Среди первых грампластинок, выпущенных оркестром Утесова, были две песни, сделавшие его звездой первой величины еще до «Веселых ребят», — «Гоп со смыком» и «С одесского кичмана». Последнюю, по слухам, очень любил сам Сталин — что и спасало Утесова от многочисленных кампаний по борьбе с идеологически чуждой музыкой и «разгибанию саксофонов» (а их в «Теа-джазе» было аж пять — возмутительное количество!)
Песню про «урканов» по настоянию вождя Утесов исполнил и на приеме в Кремле в честь спасенных челюскинцев — причем трижды, с бисами. По воспоминаниям самого артиста, больше всего его поразила реакция полярников, устроивших танцы прямо на столах. Джаз постепенно проникал в песенную культуру страны, несмотря на запреты и критику — к тому же хитроумный Утесов (вполне, впрочем, искренно) указывал на несомненную связь новой музыки с местным фольклором, исполняя лукавые аранжировки традиционного еврейского клезмера, свадебной музыки.
Леонид Утесов, «Спасибо, сердце!»
Я даже так рассуждал: что ж такого, что не было русского джаза — такие аргументы тоже выдвигались в спорах, — ведь были же когда-то симфоническая музыка и опера иностранными — немецкая, французская, итальянская. Но появились люди и силой своего великого дарования создали русскую симфоническую музыку и русскую оперу. Их творения завоевали признание и любовь во всем мире. Правда, им пришлось претерпеть недоброжелательство, а иногда и насмешку. «Кучерская музыка» — ведь это о Глинке.
Так писал он в своей книге «Спасибо, сердце!» уже в 1960-е, когда советский джаз окончательно превратился в принятую и приемлемую музыкальную форму (цензура переключилась на новую «буржуазную заразу», рок-н-ролл, который Утесов по понятным причинам тоже не одобрял — как, впрочем, и большинство западных джазменов).
Благодаря самому Утесову и сотрудничавшим с ним композиторам, в первую очередь Исааку Дунаевскому, советская песня от пафосных маршей эволюционировала в сторону более человечной, интимной даже эстрады. Тех песен, что остаются классикой и по сей день, — «Сердце», «Дорогие мои москвичи», «Московские окна», «У Черного моря».
Русским Фрэнком Синатрой нередко называли Иосифа Кобзона. Но — при всем уважении к Иосифу Давидовичу — более такое сравнение подходит Утесову. Синатра по большому счету создал заокеанскую эстраду; Леонид Осипович стал таким же творцом для нашей.
Народный певец
Первый кинематографический опыт Утесова случился еще в 1917 году, когда он сыграл адвоката Зарудного в фильме «Жизнь и смерть лейтенанта Шмидта». Снимался он изредка и в 1920-е, но явно не относился к этому искусству слишком серьезно, хотя и любил. Появление в «Веселых ребятах» в роли Кости Потехина сделало Утесова звездой первой величины. Его стали узнавать на улицах — как и Любовь Орлову, для которой картина Григория Александрова стала стартом большой кинокарьеры, а «Марш веселых ребят» и «Сердце» распевала вся стран а. И не только наша. Чарлз Спенсер Чаплин, актер, которого Утесов называл величайшим в кинематографе, так отзывался о фильме:
Чарли Чаплин
До Веселых ребят» американцы знали Россию Достоевского. Теперь они увидели большие перемены в психологии людей. Люди смеются. Это большая победа. Это агитирует больше, чем доказательство стрельбой и речами
Правда, несмотря на благоволение Сталина (возможно, биографы Утесова всё же склонны преувеличивать его масштаб), в рецензиях советской прессы фамилия Утесова даже не упоминалась, да и с наградами его обошли. «Г. Александров получил орден Красной Звезды, Любовь Орлова — звание заслуженной артистки, а я — фотоаппарат», — несколько сварливо вспоминал певец позднее.
А дальше была война — и фронтовые концерты с не теряющим популярности «Бароном фон дер Пшик» и переделанным «Кичманом»:
Пойди по всем малинам
И быстро собери нам
Ты всех блатных, кто на руку нечист.
Отныне пусть не будет
Зваться он бандитом,
А будет нацьонал-социалист
Именно тогда стало ясно, что Утесов стал для людей больше, чем просто артистом — одним из символов России, жизни, за которую сражались бойцы. Музыканты оркестра не только поддерживали фронт морально — на их деньги были построены два истребителя Ла-5Ф, подаренных 5-му гвардейскому истребительному авиаполку. Самолеты, конечно, получили имя «Веселые ребята».
«Великим он стал во время Великой Отечественной войны. Его выступления оказывали жизнетворное воздействие. Такого единения со зрителем, сопереживания, такой веры и благодарности со слезами на глазах, пожалуй, мало кто из артистов добивался за всю историю искусства», — писал в предисловии к переизданию мемуаров Утесова Евгений Петросян, человек куда более серьезный, чем о нем принято думать. Кстати, как истинный одессит Утесов немало сделал и для отечественного юмора — именно он дал «путевку в жизнь» и Петросяну, и Хазанову, начинавшим как конферансье в его оркестре.
Он оставил сцену в начале 1960-х, но до самой смерти в 1982 году активно снимался на ТВ, писал книги и, конечно, руководил своим оркестром, к тому времени — Государственным эстрадным. В 1965-м Утесов стал и народным артистом — первым среди «эстрадников», долгое время игнорировавшихся официальной системой советских званий.
Впрочем, по-настоящему, без удостоверения, народным он стал задолго до того. Остается им и сегодня, спустя десятилетия, в совершенно другой стране, с совершенно иными ценностями — песни, ставшие популярными благодаря Утесову, не перестают звучать. В новых обработках, в неожиданных аранжировках, но часто — и в классическом, утесовском исполнении.
