Не последние песни: в Москве прозвучали позднеромантические шедевры
Российские региональные коллективы могут играть позднеромантические шедевры не хуже, чем австрийцы и немцы. Вдобавок у нас появилось новое поколение певцов, которые чувствуют себя в вагнеровской традиции вполне органично. Такие выводы можно было сделать после концерта Симфонического оркестра Республики Татарстан в столичной Филармонии. Народный артист Александр Сладковский продирижировал Пятой симфонией Густава Малера, а также двумя произведениями Рихарда Штрауса — симфонической поэмой «Смерть и просветление» и вокальным циклом «Четыре последние песни».
Уже второй сезон подряд Сладковский со своим оркестром имеют собственный абонемент в Концертном зале Чайковского. И снова казанский коллектив делает ставку на репертуар, традиционно считающийся не самым комфортным для отечественных исполнителей. В январе 2019-го московская публика услышала «Песнь о земле» Малера, теперь же главным пунктом программы стала Пятая симфония того же композитора.
Но прежде публику было решено подготовить музыкой Рихарда Штрауса. Его эффектные и довольно простые с точки зрения смысловой фабулы симфонические поэмы легче воспринимаются, чем парадоксальные, философски насыщенные симфонические циклы Малера. Хотя для оркестра, особенно группы медных духовых, это тоже испытание. В «Смерти и просветлении» казанские музыканты выдержали экзамен с честью. Дирижер, всегда тяготеющий к ярким контрастам, обострял их и здесь, и оркестр с редкой слаженностью переключался между воздушным pianissimo и туттийными вспышками.
Впрочем, главным событием первого отделения стало исполнение другого произведения Штрауса — «Четыре последние песни». На момент создания в конце 1940-х оно воспринималось вызывающе несовременным, композитору на тот момент было 84 года и гнаться за музыкальной модой он не считал необходимым. Но чем дальше, тем цикл завоевывал всё большую популярность, и сегодня мы смело причисляем его к главным позднеромантическим произведениям — даром что эпоха романтизма тогда уже закончилась. «Структуры» Булеза и «Перекрестная игра» Штокхаузена для нас такая же история, как и прощальный опус Штрауса.
Возможно, «Четыре последние песни» звучали бы еще чаще, если бы не запредельная сложность вокальной партии, настоящий Эверест для сопрано (или меццо). К тому же существует стереотип: российские певцы такое петь не умеют. Тем удивительнее было услышать исполнение не просто приличное, а высококлассное. Солистка Мариинского театра Анастасия Калагина демонстрировала одновременно и тембральное богатство, и органичную силу голоса, ничуть не форсируя звук даже в туттийных моментах и сохраняя слышимость на piano.
Существует простой способ понять, по плечу ли вокалисту репертуар вагнеровской традиции: если появляется ощущение, что он перекрикивает оркестр, сражается с ним, пусть даже удачно — значит, не по плечу. Голос же Калагиной не боролся с плотной симфонической массой, а естественно парил над ней. Странно, что в мариинском репертуаре певицы пока нет ни одной серьезной вагнеровской партии. Но, может, маэстро Валерий Гергиев еще рассмотрит в ней Зиглинду или Кундри.
Так или иначе, пока мы отмечаем, что у «Четырех последних песен» появились достойные исполнители в России и вовсе не обязательно приглашать западных солистов. Реакция публики тому подтверждение: даже между номерами зрители не могли удержаться от оваций. И музыканты не роптали. Но перед вторым отделением все-таки прозвучала просьба не аплодировать между частями симфонии. И это позволило Сладковскому выстроить цельную драматургию — от первых звуков трубы до финального апофеоза.
Публика, конечно, ждала Adagietto, которое благодаря «Смерти в Венеции» Висконти знают даже люди, далекие от классики. Пожалуй, здесь не было той щемящей ностальгической интонации, как в фильме. Вместо этого — витальное упоение лирическим чувством, наслаждение и растворение в остановившемся мгновении. И всё бы хорошо, но как только Adagietto закончилось и зазвучал финал, некоторые зрители потянулись к выходу, хотя до конца концерта оставалось всего минут 15. Видимо, дождались того, ради чего пришли, и сочли вечер состоявшимся.
Остальные, впрочем, отблагодарили музыкантов сполна: по окончании симфонии овация продлилась минут 10 (особенно горячо приветствовали секцию меди — и заслуженно). Но бисов не последовало. Видимо, на Малере дирижер и оркестр выложились сполна. И на том спасибо.
