«Не собираюсь ни жениться, ни разводиться, ни драться»
Евгений Писарев считает, что люди устали от скандалов, пытается задать свой театральный тренд и убежден, что лучше быть хорошим человеком, чем талантливой сволочью. Об этом режиссер и актер рассказал «Известиям» в преддверии открытия 70-го сезона в Театре имени Пушкина, который он возглавляет уже почти 10 лет.
— 2019-й — год театра, но главными «спектаклями», привлекающими к себе общественное внимание, становятся слияния, забастовки актеров, конфликты директоров и худруков. У вас же всё как-то тихо, мирно… Почему выпадаете из тренда?
— (Долго смеется.) Да уж… На самом деле не очень веселый вопрос. Сейчас время, когда все пытаются словить хайп. Эти скандалы, митинги, забастовки, конечно, привлекают к театру внимание, но совсем не то, которое бы хотелось. Думаю, всё это достаточно скучно. У нас, конечно, тоже иногда происходят внутренние конфликты, но мы не выносим сор из избы. Часто раздоры случаются там, где нет работы, где люди не заняты делом.
— Вы открыли 70-й юбилейный сезон. Что подготовили для зрителя?
— Я бы не хотел упирать на слово «юбилей». Круглые даты и светские мероприятия, им посвященные, тоже скоро станут всех раздражать. Включаешь телевизор — там чей-нибудь очередной юбилей. С театрами то же самое. Недавно был на встрече с мэром Москвы Сергеем Собяниным, собирался его пригласить к нам, а тут, оказывается, юбилей и у ТЮЗа, и у Театра Маяковского, и у Театра сатиры… И все приглашают мэра. Тогда я ему сказал: «Пожалуйста, не приходите к нам; если станете ходить на все юбилеи, когда вы Москвой будете руководить?»
На сезон у нас запланирован ряд премьер, в том числе связанных с историей театра. Первая, в октябре, — детектив Джона Бойтона Пристли «Инспектор пришел». Когда-то этот спектакль, поставленный Таировым, был в репертуаре Камерного театра. Это знаковое для нас произведение. Ставить будет под моим руководством Олег Пышненко, а инспектора сыграет Григорий Сиятвинда. Зимой Владимир Моташнев выпустит музыкально-хореографический спектакль «Игра любви и случая» по пьесе Пьера де Мариво. Эта работа, как и «Инспектор пришел», выросла из творческой лаборатории, которую я устроил в рамках театра для тех, кому тесно в актерской профессии и кто хотел бы попробовать себя в режиссуре.
Семен Серзин готовит собственную инсценировку романа Толстого «Воскресение». В планах и «Мамаша Кураж», которой Юрий Бутусов должен завершить нашу брехтовскую трилогию. Веду переговоры с Евгением Марчелли и Дмитрием Крымовым.
25 декабря на юбилейном вечере театра мы вспомним всю нашу историю, начиная от возникновения Камерного театра и до сегодняшних дней. В нем примет участие вся труппа, а также Сергей Лазарев и Александр Феклистов, которые с нами так давно, что приглашенными мы их не считаем.
— Вы сами в этом сезоне будете что-то ставить?
— Я так увлекся пьесами Пьера де Мариво, что сейчас это мой любимый драматург. В начале апреля выпущу «Ложные признания» с Викторией Исаковой, Верой Алентовой, Борисом Дьяченко, Таисией Вилковой и другими актерами. Эта вещь никогда не шла в России, хотя во Франции она одна из самых популярных пьес. «Ложные признания» — нечто среднее между «Собакой на сене» Лопе де Вега и «Месяцем в деревне» Тургенева. История о любви, о наших фантазиях и страхах, с ней связанных.
Я раньше ставил в основном пьесы с большим количеством внешних обстоятельств. А здесь героями движут скорее внутренние страхи и мотивации. Надеюсь, эта история найдет отклик у зрителей. По крайней мере я всегда слежу за контекстом и стараюсь не делать того, что делают другие. Поэтому сейчас, когда, казалось бы, много поводов заняться каким-то сатирическим или политическим театром, я хочу двинуться, как бы это высокопарно ни звучало, в сторону жизни человеческого духа.
— В соседних с вами театрах — на Малой Бронной и МХАТ имени Горького — недавно сменились худруки, оба (Константин Богомолов и Эдуард Бояков) — звезды светской хроники. Конкуренция за зрителя усилится?
— Я желаю всем коллегам удачи. Пусть цветут все цветы. Конечно, ко мне уже приходили взволнованные пиарщики нашего театра, спрашивали, что нам делать в связи с тем, что рядом появились такие одиозные персонажи, вокруг которых столько светских новостей? Чем мы сможем это перебить? Говорю: «Дорогие, этих игроков мы не переиграем. Давайте сосредоточимся на спектаклях. Уверен, число поклонников Театра имени Пушкина не уменьшится. А вот когда у наших соседей по Тверскому бульвару возникнут яркие интересные спектакли, на которые ломанется народ, тогда, наверное, и начнем волноваться».
Недавно к нам пришел новый директор. Говорю ему в шутку: «Ну давайте, может, мы с вами подеремся для разнообразия». Но я не такой человек. Моим пиарщикам в театре довольно сложно, потому что, кроме спектаклей, артистов и полных залов, мне нечего им предъявить. В ближайшее время не собираюсь ни жениться, ни разводиться, ни драться… (Смеется.) У каждого свой путь.
— Кстати, почему вы решили разделить полномочия и пригласить директора?
— Я изначально не собирался быть директором. Я и в худруки-то не планировал идти, но как-то прижился, вошел во вкус. Действительно, чтобы узнать, как функционирует весь театр, а не только его художественная часть, мне потребовалось его возглавить. Но я всегда знал, что это временная мера. Я тратил очень много времени, сил и нервов на всю эту бюрократию. Не люблю это, а есть люди, которые получают удовольствие. Например, мой учитель, Олег Павлович Табаков, очень любил считать деньги, заниматься ремонтом, договариваться с важными людьми. Я в этом смысле плохой директор.
А еще после скандала с 15 тыс. рублей, которые я якобы украл у театра… Тогда мне журналисты звонили: дескать, вы вслед за известным режиссером тоже расхищаете государственную собственность? Смех смехом, но я три месяца провел в общении со следователями, никакой радости мне это не принесло, хоть история и имела анекдотический характер. Это заставило призадуматься. В результате так сложилось, что из МХТ имени Чехова ушел Владимир Жуков, заместитель художественного руководителя по хозяйственной части. Я его хорошо знал еще по работе с Олегом Табаковым. Сделал ему предложение, с моей подачи кандидатуру рассмотрел департамент культуры Москвы, был изменен устав, введено двуначалие, и Владимир Иванович приступил к обязанностям. Надеюсь, всё сложится. Даже за прошедший месяц я чувствую изменения.
— Люди творческих профессий всегда пытаются дотянуться до невозможного, прыгнуть выше головы. Интересно, как с этим у худруков обстоит дело? Ведь, по сути, каждый год одно и то же: составить планы на сезон, пригласить режиссеров, расписать премьеры и репетиции…
— Терзает ли меня рефлексия? Терзает, конечно. Я не пример для других, то, что я делаю, наверное, не совсем правильно, но я веду театр абсолютно интуитивно. У меня нет и никогда не было какой-то художественной программы, которую я бы вам сейчас изложил. Сомнения постоянно со мной. Но в то же время мои сомнения — это моя уверенность в том, что я не сошел с ума. Я пока, слава богу, не заявляю с уверенным видом, что знаю, как надо. Но я чувствую, какой человек приживется, какой нет, с каким режиссером может сложиться контакт, а с каким — нет.
Я слушаю труппу, внимателен к ее интересам и потребностям. Но, конечно, у меня, как у других нормальных руководителей, часто бывает ощущение: «Да пошло оно всё на фиг. Сил никаких, благодарности не получишь, здоровья всё меньше».
К тому же я не игрок. Если нужно соревноваться — я заранее проиграл. Никогда не любил соревнования, никогда в них не участвовал. Когда был артистом, совершенно не умел проходить кастинги. Видел людей, которые рвались, потели, краснели, и... пропускал их вперед. Радовался и расцветал только там, где мне были рады, где меня хотели и любили. Когда я понимаю, что внимание ко мне исчерпалось, то у меня пропадает желание и силы что-либо делать. Я такой цветок, который может расти только в любви.
И потом, я хочу остаться честным порядочным человеком. У меня никогда не было — и это, наверное, неправильно — идеи фикс «плюнуть в вечность». И если обо мне будут вспоминать: «ну… как режиссер он мне не очень нравился, зато это был достойный человек», то от этого я буду счастлив гораздо больше, чем если скажут: «мразь, конечно, редкая, но талант!».