«Мы все жертвы техноцивилизации»
Председатель Международного комитета Театральной олимпиады Теодорос Терзопулос печалится о том, что Европа забывает о своих корнях, верит, что театр излечивает депрессию, и считает, что человеку нужно избавиться от технологического рабства и заново обрести свое тело. Обо всем этом всемирно известный греческий режиссер, философ и теоретик театра рассказал «Известиям».
— Вы открыли Театральную олимпиаду в Петербурге, а незадолго до этого — во Владивостоке. До Афин – 12 тыс. км, а названия в этом городе — бухта Патрокл, бухта Улисс — как будто из греческих мифов. Древняя Греция остается питательной почвой европейской культуры?
— Это наша основа. Главные принципы искусства, науки, медицины, поэзии пришли к нам из античной Греции, равно как моральные устои и принципы гуманизма. Конечно, сейчас роль Греции более символическая, нежели экономическая или политическая, но мы несем в себе огромный культурный багаж, который был заложен тысячелетия назад и до сих пор составляет предмет нашей гордости.
Открытие театральной олимпиады в Санк-Петербурге
— Олимпиада тоже пришла к нам из Древней Греции. Что важнее в этом понятии: отсылка к состязанию или установлению всеобщего мира, пусть кратковременного?
— Для меня олимпиада — прежде всего единение различных наций, видов искусства и точек зрения, которые можно сравнивать и обсуждать. Вообще смысл олимпиады как явления — встреча всего разного, в частности друзей и врагов, и, стало быть, движение за мир.
— В массовом сознании олимпиада связана со спортом, а он сегодня прочно вписан в рыночные и политические реалии. Театральная олимпиада сопротивляется этому или готова на уступки?
— В уставе театральной олимпиады, в отличие от спортивной, прописаны совершенно другие принципы и концепции. Между государствами заключены соглашения о культурных обменах, а мы пытаемся быть силой, которая делает их реальностью, переводит теорию в практику. Мы кооперируемся с государственными структурами, они нам помогают. Например, олимпиада, которая прошла в 2001 году в России, памятна тем, что российское правительство выделило значительные средства, но наша цель состояла не в том, чтобы израсходовать их на представления, а в том, чтобы обновить театральную инфраструктуру. И действительно, тогда некоторые театры были реконструированы, начал работать Театральный центр имени Мейерхольда.
Иногда такая инфраструктура полностью меняет статус места. В качестве примера можно назвать японский город Сидзуока. Ничем не примечательный прежде, он стал символом театрального искусства и центром притяжения для его ценителей. До того как туда пришла театральная олимпиада, это был мрачный, непривлекательный промышленный город с самым большим числом самоубийств в Японии, а теперь там культурный центр. Архитектор Арата Исодзаки создал не только здание театра, но и всю урбанистическую инфраструктуру вокруг, включая отели и вокзал. По сути, олимпиада сделала городу огромный подарок, после нее появились балетные и музыкальные коллективы, стало развиваться детское творчество — и депрессивная обстановка сошла на нет.
— В Европе говорят о рисках, которые принесла с собой глобализация. Насколько серьезны опасения по поводу утраты национальной идентичности внутри театра?
— Понимаю эти угрозы и опасения. Они тем острее, что Европа забывает свои корни, то, на чем держится европейская культура. Забывает о таких гениях и творцах, как Гете, Шиллер, Брехт… И не только этот континент, существует множество мест, где гуманистические принципы забыты. Я говорил бы о своего рода неврозе, который очень опасен. Созданная той же Европой проблема беженцев, спровоцированные ее политиками войны, привели к тому, что толпы мигрантов направляются в Европу, а она закрывает для них свои границы. Это отражение некоего фашизма, если понимать его как неприятие «другого»…
— Как влияет на наше настоящее и будущее унификация потребления? Что перевесит, условно говоря: банка колы, которая одинакова везде, или тысячелетия уникального культурного опыта?
— Мы все жертвы эпохи, в которую живем, и технологической цивилизации, которую построили. Никто от нее не защищен, ни вы, ни я. Все в какой-то мере переместились из реальной жизни в виртуальное пространство (показывает на экран мобильного телефона. — «Известия»). Я не пессимист и не полностью оптимист, я пытаюсь быть реалистом. Мы должны стараться многие вещи изменить, но делать это можно только постепенно. Не верю в силу большой революции, которая могла бы сразу решить все проблемы, найти выход из тупиков.
Сейчас мы пытаемся найти баланс между технологической цивилизацией и реальной жизнью. На самом деле гармония в современном мире уже давным-давно потеряна. Мы можем видеть это на примере климатических изменений, где цивилизация привела к наиболее негативным из возможных последствий. Исправить это в одночасье невозможно. Но мы должны пытаться делать то, что можем, — постепенно, небольшими шагами.
Открытие театральной олимпиады в Санк-Петербурге
— Какова, на ваш взгляд, роль театра в этом процессе?
— Театр сегодня не критика реальности, а ее зеркало. Многие театры приняли реальность, где все мы — потребители, налогоплательщики и избиратели. И стали относиться к ней позитивно, а не с осуждением, как раньше. Рассматриваю это как часть постмодернистского направления в театре. Мы в нашей олимпиаде стараемся вернуться к иным эстетическим корням, поддерживать то, что оставили нам после себя такие великие деятели, как Станиславский, Мейерхольд, Любимов. Наша работа состоит в том, чтобы избегать постмодернистских перекосов, опираться на основную театральную традицию.
Например, моя методика основывается на следующем: я уверен, что наши тела записывают абсолютно всё, что с нами происходит и что нас окружает. Сегодня нас окружают в большинстве своем больные тела, поглощенные технологическим потреблением. Мы заново должны найти и обрести их, увидеть свежим взглядом. Если мы сможем вернуть свои тела себе, то увидим центр энергии, который определяет здоровье человеческой цивилизации.
Основная часть этих принципов изложена в моей книге «Возвращение Диониса», которая была издана в том числе и на русском языке. Там подробно описана идеологическая и практическая стороны моей методики. Если я найду собственное тело, ядро, которое составляет меня, можно сказать, что я найду свое скрытое тело, себя самого. Таким образом я смогу найти других — коллектив, сообщества и общество в целом. Мы должны отказаться от добровольного аутизма, научиться видеть себя в других.
— Глубокая идея. Но театр сегодня буквально болен технологиями. Общим местом стали видеопроекции, компьютерные эффекты, дополненная реальность и прочее. С ними нужно бороться?
— Если убрать актера из театра — это худшее, что может произойти. Необходим баланс между актером и использованием технологий. Однако когда изначальное стремление постановщиков состоит в том, чтобы использовать как можно больше «примочек», то ничего хорошего не получится. Это своего рода новый натурализм.
Условно говоря, если акцент делается на огромную видеопроекцию и маленького актера перед ней, это не та эстетика, к которой стоит стремиться. Тем более она окружает нас повсюду: в супермаркетах, барах, ресторанах. Эстетика видеоарта захватила всю нашу повседневную жизнь, пространство вокруг нас. Поэтому театру стоит оставаться той территорией, где первое место отводится человеку, актеру.
— Вам в актере что интересно? Его уникальность? Или способность войти в параметры, которые вы изначально сформировали для роли?
— Для меня важнее другие критерии. У меня есть ряд упражнений, которые я даю актерам, чтобы определить уровень их энергии. Энергия — вот основной критерий. Мне важно знать, насколько высока их концентрация, дисциплинированы ли они, могут ли усердно работать, а еще — способны ли фантазировать и мечтать. Только такие люди могут создать что-то на сцене. Если я вижу перед собой человека, который не стремится отдавать собственную энергию, я не стану с ним работать. Еще я смотрю на образование, на общий уровень развития и эрудицию. В сочетании с тем, что было перечислено, это и составляет талант.
Когда у человека есть талант, то вложенные в него усилия конвертируются в гораздо больший результат. Человек может быть безумно усердным, работать очень старательно — но без определенного набора вводных данных результаты всё равно будут на очень среднем уровне. Утверждаю это на основе собственного опыта.
— В одной из советских музыкальных кинокомедий профессор консерватории говорил: «Можно и осла научить петь». Вы согласны? В рамках вашей системы можно вылепить актера из кого угодно?
— Пожалуй, я соглашусь. Осел есть осел: это чистый материал. У него нет культурного багажа, нет опыта общения с технологиями, и на что-нибудь натренировать его можно. Голос осла — голос природы, все его данные очень естественные, сам по себе его голос чистый и необработанный, как вода, журчащая в источнике. В своей практике я ищу натурального. Исходные характеристики того же осла тем и хороши, что они даны природой, а природа наиболее богата на совершенные вещи. Если мы научимся обращаться с природой, она сможет спасти нас…
Теодорос Терзопулос — театральный деятель, режиссер и педагог, знаток и интерпретатор древнегреческой трагедии. Методика работы его группы «Аттис» изучается в театральных школах и на кафедрах античности во всем мире. С 1993 года Теодорос Терзопулос — председатель Международного комитета театральной олимпиады. Многие работы режиссера удостоены престижных наград. В частности, «Вакханки» были признаны лучшим спектаклем на фестивале в Мадриде и Малаге (1987), «Персы» — в Каракасе, Монпелье, Барселоне, Лиссабоне (1992, 1993). В России его знают благодаря спектаклям, поставленным для Аллы Демидовой, а также в «Электротеатре «Станиславский» и в Александринском театре.
