1 января — 100 лет со дня рождения великого писателя, почетного гражданина Санкт-Петербурга, ветерана Великой Отечественной войны Даниила Александровича Гранина. Нам всем, кто был знаком и близок с ним, есть что вспомнить.
Первые сознательные шаги нашего поколения были сделаны под влиянием Гранина: все отличники и просто лидеры, жаждущие такими и оставаться, шагнули вслед за гранинскими «Искателями», «Идущими на грозу» в самые серьезные вузы, а потом в НИИ и КБ. Престижнее этого не было тогда ничего: хотелось быть такими же блистательными, ироничными, всемогущими, как гранинские герои, «расковывающие» грозные силы природы во благо отечеству и для его защиты.
Удивительно, что в суровых учреждениях, где мы собрались, и зарождалась свобода — именно в тех стенах выросли и барды, и модные поэты, и политические лидеры грядущих перемен. Всё это вело наше поколение в самом лучшем направлении — строились не только ракеты, но и могучие личности. Многие из великих того времени стали близкими друзьями Даниила Александровича. Их заслуги позволяли им быть независимыми, выражать свои мысли и не только полезно работать во благо общества, но и пытаться поправить его. И прежде всего надо было изменить сознание людей и, страшно сказать, — идеологию.
Каждый делал это по-своему. Сахаров — политически: создав мощь государства, он теперь расшатывал его устои (так считала власть) и за это жестоко поплатился. Гранин избрал другой путь — он расширял сознание людей средствами литературы. Решился на пару с Адамовичем рассказать страшную правду о блокаде, вселил в людях сомнение в непогрешимости строя и его вождей, учил рассматривать жизнь самостоятельно и критически. Это было необходимо, чтобы построить справедливое общество свободных людей.
Сколько гениев человечества стремились к этому! Но все делали это по-своему. Солженицын пошел на сокрушение основ советской эпохи, продемонстрировав ее ужасы и казни. Гранин писал книги не столь оглушительные и сокрушительные. О чем его повесть «Картина»? О том, что главнее всего чуткая, живая душа, запечатленная в искусстве, в культуре. Любые социальные перемены не принесут пользы, не спасут человечество, а сделают только хуже, если в этих резервуарах духовности не сохраняется душа. Можно переделать старые кварталы на новые, сделать жизнь удобнее — и создать общество бездумного потребления…
О чем Гранин и предупреждал. Проблема сохранения духовности важнее, чем перемена одного строя на другой. В процессе борьбы, составляющей основу нашей эпохи, утрачено милосердие — и Гранин писал об этом. Почему же все его опасения сбылись? В любимом его Комарове, где он жил летом в домике далеко не самом роскошном, отгороженном лишь частоколом, стоят теперь за высокими заборами огромные дома, и их обитатели, проносясь на джипах в офис и обратно, как-то не заинтересованы в сохранении прежней репутации этого поселка, представлявшего собой соцветие людей выдающихся… Всё эфемерно с точки зрения «новых», кроме цифр, а точнее — бухгалтерии.
Гранин делился своей тревогой с молодыми, часто выступал в любимом своем Университете профсоюзов. Получил там мантию и шапочку почетного академика. Одна из последних его работ — короткое вступление к книге о Петербурге, про «неприметную» петербургскую скульптуру на фасадах. Эту книгу он показал при последней с ним встрече. Я тогда напомнил, как мы впервые с ним встретились — больше полувека тому назад я приехал к нему в Комарово с просьбой о помощи.
Потом встречи были нечастыми. С писателями он не особо дружил, словно отгородив свою независимость, не желая вливаться в какой-то общий поток. Однако у калитки его домика всегда стоял какой-нибудь важный автомобиль, а то и два — к нему приезжали в гости сильные мира сего, спрашивали его благословения перед каким-нибудь важным шагом, и он давал точные советы, порой совсем не те, каких ждали.
Он стал «кардиналом», нужным всем правителям. Беседа с ним была для них индульгенцией, но и руководством: под его взором можно было делать далеко не всё, и они уезжали, просветленные, но и встревоженные проблемами, о которых их Гранин предупреждал. При нем казалось, что и от нас кое-что зависит, если Гранин говорит за нас.
О подробностях своих высоких бесед он нам не рассказывал — но, может быть, в том, что наша жизнь пока что еще достаточно сбалансирована, есть следы его мудрости. И пока влияние его слов сохраняется, мы можем быть относительно спокойны. Вот, на мой взгляд, главное, за что мы должны благодарить Даниила Александровича, немного не дожившего до своего столетнего юбилея, но много сделавшего за свой век.
Автор — писатель, сценарист, глава Союза писателей Санкт-Петербурга
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
