Проигравшие победители: в России отмечают День воинской славы
В России 1 декабря отмечается День воинской славы в память о Синопском сражении 1853 года, в котором отряд кораблей под командованием адмирала Нахимова уничтожил турецкую эскадру, не потеряв при этом ни одного судна. Однако реалии и парадоксы развернувшейся тогда гибридной войны были таковы, что больше дивидендов от этого разгрома получили не победители, а проигравшие. «Известия» — о разных взглядах на события 165-летней давности.
Рыцарь в посудной лавке
Нет смысла спорить с тем, что инициатором Крымской, или Восточной войны, была Российская империя. Не вся страна, конечно, а самодержец всероссийский Николай I. С конца 1840-х годов он был буквально одержим мыслью о разделе Османской империи, которую сам же в беседе с английским послом окрестил «больным человеком Европы». Николай и раньше пытался кулуарно решить этот вопрос с главами ведущих европейских стран, но натыкался на недоумение, если не сказать непонимание. После бурных революционных событий во Франции и Австрии российский монарх решил, что пришло время действовать.
Николай I Павлович — император Всероссийский, царь Польский и великий князь Финляндский
Нужно отдать должное Николаю — он всегда был предельно честен с партнерами по Венской пентархии (Австрией, Англией, Пруссией и Францией). Однако в политике такая простота оказалась хуже воровства. Николай инициировал конфликт с Турцией и ввязался в него, искренне веря, что европейцы поддержат его рыцарское желание помочь страдающим под пятой османского султана братьям-славянам. Но главы европейских стран увидели в этом проявление агрессии и милитаризма. «Европа будет поражена нашей неблагодарностью», — заявил австрийский император Франц-Иосиф, незадолго до того фактически спасенный русскими войсками генерала Ивана Паскевича.
Ключевым моментом предвоенных событий стала Венская конференция, собравшаяся летом 1853 года, вскоре после вступления русских войск в Дунайские княжества. Всё происходило в соответствии с идеологией Венской системы: страны пентархии собрались, дабы разрешить конфликт России (пятого члена союза) и Турции, не доводя дело до большой войны. Или как минимум сформулировать свою позицию по этому вопросу. Была принята «Венская нота», позволяющая всем сторонам безболезненно выйти из конфликта. Николай был готов ее принять, но с условием, что султан тоже примет все пункты, без оговорок. Но султан Абдул-Меджид попросил изменить формулировку в двух местах, дабы ситуация не выглядела как принятие ультиматума. Николай на корректировку, ничего не меняющую по сути, отказался — последнее слово должно было оставаться за ним!
9 октября 1853 года Абдул-Меджид ультимативно потребовал от русской армии в двухнедельный срок очистить принадлежавшие Турции Дунайские княжества, что, естественно, выполнено не было. После этого Турция объявила войну России.
Важно, что в этот момент ни одна из стран пентархии не приняла окончательного решения о вступлении в войну. Небольшой отряд французских и английских кораблей находился около Дарданелл, но это было предпринято лишь потому, что европейские страны боялись молниеносного рейда нашего черноморского флота к Стамбулу и захвата проливов. Такие планы были, детально разрабатывал их еще адмирал Михаил Петрович Лазарев. И в морских штабах европейских держав об этом не могли не знать.
Абдул-Меджид I — 31-й султан Османской империи, правивший в 1839–1861 годах. Старший сын Махмуда II
Известно, что стамбульская миссия адмирала Меншикова в том числе имела и разведывательный характер, неслучайно с ним отправился вице-адмирал Владимир Корнилов — ученик Лазарева и начальник штаба Черноморского флота. И не обнаружь они английские корабли и только что построенные мощные береговые батареи, как знать, каковы были бы действия Николая. Весной 1853-го он был решительно настроен на войну с турками, что вскоре и доказал.
Информационная война
Очевидно, что действия англичан и французов весны 1853 года были лишь демонстрацией, на деле они продолжали вести переговоры с Россией и Турцией. И военного конфликта с Петербургом желала лишь малая часть общества, как обычно состоявшая из все понимающих, но заинтересованных элит, и ничего не понимающих, но подверженных пропаганде простолюдинов. Однако положение властных кругов обоих государств было достаточно шатким, у них было много политических конкурентов, и правительства вынуждены были прислушиваться к мнению большинства. Начиналась борьба за умы европейцев, которую у нас обычно именуют «ростом антироссийских настроений в Европе».
Наверное, это можно назвать и так, поскольку одна сторона воевала на информационном фронте, а другая — нет. А если один из участников поединка не сопротивляется, то драка превращается в избиение, а дуэль — в убийство. В 1853 году Россия полностью, вдребезги проигрывала информационную войну, на кону в которой стояло участие или не участие европейских стран в Восточном конфликте или как минимум степень их участия в противостоянии России и Турции.
Причин здесь много: переоценка своих сил, ошибки дипломатов, недоработки разведки. Но корни каждой из проблем состоят в том, что во главе страны более четверти века находился один человек — Николай Павлович. И если первые десять лет его правления были достаточно успешными, то последующее время он пребывал в эфирном облаке собственных побед. Он жил в измененной реальности, а всё, что не вписывалось в его видение мира, списывали на происки врагов. Пытавшиеся спорить с монархом быстро отправлялись в опалу. Николаю казалось, что жесткими шагами он спасает достоинство России, на самом же деле он защищал свое гипертрофированно рыцарское отношение к чести. Остальные участники событий в той или иной степени стали его заложниками.
Деталь панорамы Франца Рубо «Оборона Севастополя»
К началу официальной войны России и Турции, то есть в октябре 1853 года, флот союзников стоял в Босфоре, не заходя в Черное море. Там же находился турецкий флот, к которому присоединился египетский. В черноморских портах турецких сил не было, разве что нескольких случайно оказавшихся там военных судов. Россия вполне могла в это время не выводить свои силы из Севастополя, поскольку никакой угрозы ее территории и кораблям не было. Но наш флот вышел в море практически всеми силами и несколькими эскадрами отправился в крейсерское плавание.
Парадоксально, но в переписке между собой вице-адмирал Корнилов и адмирал Меншиков отмечали опасность выхода в море.
«Всякое крейсерство в Черном море в осеннее и зимнее время, т.е. от начала ноября до апреля весьма затруднительно, а в юго-западной части и у Босфора опасно, к тому же зимнее крейсерство ни в коем случае не может быть действенным, ибо суда не могут держаться вблизи берегов, следовательно, наблюдать за неприятелем, особенно за его пароходами, смело плавающими под самим берегом», — пишет в письме начальник штаба флота.
Еще недавно возглавлявший военно-морское ведомство страны адмирал Меншиков соглашается и отвечает, что крейсерство «бесполезно» и «разорительно для судов, которые в нем должны будут участвовать». И тем не менее флот выходит в море — ни Корнилов, ни Меншиков не решились спорить с Николаем. Оба были генерал-адъютантами, входили в свиту его императорского величества и как опытные царедворцы хорошо знали, что хочет, а чего не хочет слышать государь.
11 октября эскадра Павла Нахимова в составе линейных кораблей «Императрица Мария», «Чесма», «Храбрый» и «Ягудиил», фрегата «Кагул» и брига «Язон» вышла из Севастополя к берегам Турции.
«Цель посылки эскадры та же, что и прежде бывших крейсеров, дабы при ожидаемом разрыве иметь морские силы у берегов Турции и особенно на сообщении Константинополя с анатолийскими приморскими городами, и поэтому до получения новых инструкций не надлежит считаться в войне.
Исполняющий должность главного командира Черноморского флота и портов адмирал Берх.
Начальник штаба генерал-адъютант Корнилов».
Лавр Георгиевич Корнилов — русский военачальник, генерал от инфантерии. Военный разведчик, военный атташе, путешественник-исследователь
13 октября эскадра прибыла в район крейсерства, а через несколько дней туда прибыл корвет «Калипсо» с новым письмом Корнилова.
«Только что отправил Вам, любезный Павел Степанович, решительную бумагу о Ваших отношениях к туркам с фрегатом «Коварна», как должен послать корвет «Калипсо» остановить Ваше благородное стремление поколотить басурман. Сейчас прибыл курьер от князя Меншикова с известием, что он получил Высочайшее повеление быть до времени в оборонительном положении, и поэтому, предлагает мне принять это к исполнению. Нечего делать, будем ждать у моря погоды… может быть выстрелы, проишедшие на Дунае… и Государь дозволит нам доказать Джон-Булю, что мы не забыли своего происхождения от людей, спасших Европу… С удовольствием ожидаю с Вами встретиться и может свалять дело вроде Наваринского. Опять предостерегаю от Англичан: Вам известно, как они решительны, когда дело идет об истреблении чужих кораблей по одиночке; я всё опасаюсь, что они вскочат из Босфора, чтобы на Вас напасть. Душевно преданный Корнилов».
Оба адмирала еще не получили уведомление о начале войны, хотя всё к этому шло. Получалось, что рейд Нахимова был своего рода вызовом: была надежда, что горячие османские воины не смогут терпеть присутствия русских кораблей у своих берегов и выйдут против них. В Европе это было бы воспринято как агрессия Турции в нейтральных водах, и флот союзников точно не стал бы им помогать. Опасения Корнилова в данном случае говорят лишь о том, что адмирал находился в плену охватившей нашу страну агрессивно-патриотической истерии. В случае нападения со стороны турок Россия могла бы нанести противнику серьезный урон, да еще заработать политические висты и перетянуть часть европейской общественности на свою сторону.
Но у каждого своя война и свое представление о доблести, поэтому то, что понимал стратег Меншиков, не в полной степени осознавали боевые адмиралы Нахимов и Корнилов. Оба они еще молодыми офицерами участвовали в знаменитом Наваринском сражении, и эта славная победа оставалась в их памяти самым ярким событием. Впрочем, в плену патриотических эмоций и патетических рассказов о геройских подвигах предков находились тогда почти все. 1 ноября командующий эскадрой вице-адмирал Нахимов дал командирам кораблей сигнал: «Война объявлена; турецкий флот вышел в море; отслужить молебствие и поздравить команду». Экипажи восприняли это известие с восторгом.
Светлейший князь Александр Сергеевич Меншиков — генерал-адъютант, адмирал, морской министр Российской империи в 1836–1855 годах, генерал-губернатор Финляндии в 1831–1854 годах
Битва за… Сухум
Однако турки не стали вводить в Черное море свои основные силы, а отправили лишь легкую эскадру, целью которой был принадлежавший Турции порт Батум. Русские корабли были абсолютными хозяевами абхазского побережья, что затрудняло для турок ведение войны на Кавказском фронте, и понятно, что султан хотел изменить ситуацию.
Первыми ушли четыре пароходофрегата «Меджедие», «Таиф», «Сеик-Ишаде» и «Фейзи-Бахри» под флагом Мустафа-паши. Остальная часть турецкой эскадры в составе семи фрегатов, трех корветов и двух транспортов вышла на несколько дней позже и вдоль берега направилась к Синопу. Для большей маневренности и скрытности в море эскадра разделилась. Первый отряд возглавлял Гуссейн-паша, а второй — Осман-паша. Порт Синоп был назначен пунктом сбора турецких кораблей. Туда же после разведки у берегов Абхазии должен был прийти отряд пароходов Мустафа-паши, возглавлявшего всю операцию.
Пароходы Мустафы-паши сумели проскочить мимо эскадры Нахимова и дошли до Батума. Там они выгрузили порох и свинец для горцев, воюющих против России, а на следующий день три судна вышли к занятому русскими войсками Сухуму, неподалеку от которого встретились с одиноким фрегатом «Флора». Капитан-лейтенант Антон Никитич Скоробогатов принял бой и вынудил превосходящие силы врага отступить. Вскоре турки увидели небольшую русскую шхуну «Дротик», которая на веслах пыталась пройти вдоль берега возле мыса Пицунда. Два пароходофрегата попытались захватить или уничтожить шхуну, оставив против «Флоры» «Таиф», на котором находился английский советник капитан Слейд. Чтобы помочь товарищам, Скоробогатов решительно пошел на врага и нанес ему такие серьезные повреждения, что турецкие суда вынуждены были оставить «Дротик» и поспешить на помощь «Таифу».
Картина Алексея Боголюбова «Бой 44-пушечного фрегата Флора с тремя турецкими пароходами у мыса Пицунда 9 ноября 1853 года»
«Флора» заняла выгодную позицию, приняла еще один неравный бой и заставила турок отступить. Так 44-пушечный совсем не новый парусный фрегат, не имевший бомбических орудий, сумел нанести повреждения и вынудил отступить три новейших отлично вооруженных пароходофрегата противника. Более того, «Флора» спасла Сухум от возможного десанта — поняв, что фактор неожиданности утрачен, Мустафа-паша увел свои корабли сначала в Синоп, а потом и в Стамбул. Вместе с ним мог уйти и Осман-паша, но он остался.
А что же Нахимов и контр-адмирал Вукотич, эскадра которого должна была прикрывать абхазское побережье? Они в это время боролись с жестоким ноябрьским штормом, бушевавшем на Черном море. Русский флот сражался не с врагом, а со стихией, ежедневно теряя корабли. В итоге у Нахимова осталось всего три линейных корабля и один бриг, остальные ушли чиниться в Севастополь. Всего же из-за штормов наш флот еще до первых серьезных боестолкновений лишился пяти линейных кораблей, трех фрегатов, нескольких корветов, пароходов и бригов — они требовали ремонта.
Когда шторм успокоился и появилась возможность подойти к Синопу, Нахимов неожиданно обнаружил там турецкую эскадру. Адмирал решил блокировать врага в порту, а бриг «Эней» поспешил в Севастополь с просьбой о подкреплении. В своем докладе Меншикову Нахимов писал:
«Обозревши сего числа в самом близком расстоянии порт Синоп, я нашел там не два фрегата, корвет и транспорт, как доносил Вашему Превосходительству, а 7 фрегатов, два корвета, один шлюп и два больших парохода, стоящих на рейде под прикрытием береговых батарей. Предполагая, что есть какая-нибудь цель у неприятеля, чтобы собрать такой отряд военных судов в Синопе, я положительно останусь здесь в крейсерстве, и буду их блокировать, до прибытия ко мне двух кораблей, отправленных мною в Севастополь для исправления повреждений, тогда несмотря на вновь устроенные батареи, кроме тех, которые показаны на карте Манганари, я не задумываюсь их атаковать. Убедительно прошу Ваше Превосходительство поспешить послать два корабля моего отряда и фрегат «Кулевчи», который вместо двух недель, как предполагали отправить его из Севастополя, стоит там более месяца. Если корабли «Святослав» и «Храбрый» прибыли, то их легко снабдить реями и парусами со старых кораблей, если же нет или они имеют более значительные повреждения, то нельзя ли прислать один из новых сто-пушечных и корабль «Ягудиил». В настоящее время в крейсерстве пароходы необходимы и без них как без рук; если есть в Севастополе свободные — то я имею честь просить покорнейше Ваше Превосходительство прислать ко мне в отряд по крайней мере два. Последняя новость от опрошенного Греческого судна, которое вышло из Константинополя 4-е дня назад; Английский, Французский и Турецкий флоты стоят в Босфоре; для снабжения провизией Французского флота, как в Константинополь, так и в Черное море, делается подряд. При этом представляю план расположения неприятельских судов в Синопе».
Павел Степанович Нахимов — российский флотоводец, адмирал
Рано утром 12 ноября (по старому стилю) адмирал Новосильский с тремя 120-пушечными линейными кораблями «Три святителя», «Великий князь Константин», «Париж» (в этом походе на них стояло по 124 орудия) и двумя фрегатами 54-пушечным «Кулевчи» и 44-пушечным «Кагулом» направился к Синопу. 17-го туда двинулся и Корнилов с пароходофрегатами «Одесса», «Крым» и «Херсонес». Корнилов надеялся успеть к началу сражения, которого так жаждал, и намеревался поднять свой флаг на «Великом князе Константине», вступив под команду Нахимова младшим флагманом. В том, что сражение непременно произойдет, никто не сомневался.
«От вас зависит оправдать ожидания»
Между тем Меншиков по-прежнему осторожничал, и в переданном через Новосильского письме просил Нахимова помнить о международной обстановке:
«Известно, что французы и англичане обещали Порте, в случае нападения нашего на турецкие портовые города и гавани, выслать эскадры свои в Черное море для защиты оных, почему необходимо стараться избегать действий против городов. О причинах же к тому побуждающих должно лишь быть известно Вашему Превосходительству. И желательно, чтобы при нападении на военные турецкие суда, стоящие на рейдах, как в настоящее время у Синопа, не было бы возможности, нанесено вреда городу».
Принято говорить, что в Синопском сражении у турок было 12 кораблей (7 фрегатов, 3 корвета, 2 парохода да еще береговые батареи) против 6 (2 фрегата в бою не участвовали, пароходы к началу боя не успели) у Нахимова. Но это несколько лукавые цифры. На деле у турок кораблей вообще не было, ибо под этим термином в те времена подразумевали только линейные корабли. Самый слабый из наших линкоров нес 84 орудия, а самый сильный из турецких фрегатов — 64. Три наших корабля имели по 124 орудия. Береговые батареи турок серьезной угрозы не представляли. На них суммарно было менее полусотни пушек, причем наряду с несколькими новыми орудиями, среди них были… генуэзские пушки XVI века. Прислуга береговых батарей состояла из плохо обученных ополченцев.
Соотношение орудий было 720 против 512 в пользу Нахимова, причем наши корабли были оснащены более мощными пушками. Например, самых могучих 68-фунтовых бомбических орудий у нас было 76, а аналогичных у турок только 3. По данным лейтенанта Александра Жандра, флаг-офицера адмирала Корнилова (в статье «Материалы для истории обороны Севастополя…», СПб, 1859), бортовой залп только 312 орудий русских линейных кораблей весил 344 пуда, тогда как залп 262 турецких пушек, включая береговые, весил 165 пудов. То есть реальное артиллерийское преимущество русской эскадры было более чем двукратным.
Адмирал Нахимов на севастопольском бастионе
Совещание по плану боя было коротким, менее часа. Кораблям было предписано войти в бухту двумя колоннами, занять расписанные позиции и вступить в артиллерийскую дуэль с врагом. Вполне красноречивы последние слова из приказа адмирала Нахимова: «…я предоставляю каждому совершенно независимо действовать по усмотрению своему, но непременно исполнять свой долг. Россия ожидает славных подвигов от Черноморского флота; от вас зависит оправдать ожидания».
Ход боя описан неоднократно. Наши линейные корабли четко встали на предписанные позиции и отменно использовали преимущество в огневой мощи, уничтожив все суда противника. Ускользнул только уже знакомый пароход «Таиф», который сумел прорваться сквозь строй русских кораблей, а потом ушел от преследовавших его фрегатов и шедших на подмогу пароходов Корнилова. Разгром был полным — турки потеряли все корабли, батареи и 2700 человек. Во всяком случае столько указано на памятнике в Синопе. Раненый Осман-паша был спасен нашими моряками и сдал свою саблю адмиралу Нахимову. Но город был сильно разрушен и горел…
Победа, обернувшаяся поражением
Победа досталась нелегко и ее никак нельзя назвать избиением слабых, что иногда пытаются сделать. Русские моряки превзошли противника в выучке, слаженности действий и хладнокровии, но турки дрались храбро, даже отчаянно. Хотя наши людские потери были невелики, ущерб кораблям был нанесен существенный. Флагманский корабль «Императрица Мария» имел 60 пробоин в корпусе, в том числе и в подводной части, разбитый бушприт, все его мачты и стеньги были разрушены. «Три святителя» получил 48 пробоин разной величины и разбитый бушприт, все мачты, реи и стеньги имели повреждения. «Великий князь Константин» — 30 пробоин и разбитый бушприт, все мачты, реи и стеньги повреждены. Лишь через три дня русский флот смог кое-как двинуться к родному Крыму, причем большая часть участвовавших в бою кораблей шла на буксире у фрегатов и пароходов.
По прибытии в Севастополь, адмирал Корнилов написал письмо супруге, отражающее общее настроение. К счастью, оно сохранилось и опубликовано:
«Имею времени только тебе сказать, что 18 ноября произошло сражение в Синопе. Нахимов со своей эскадрою уничтожил турецкую и взял пашу в плен. Синоп город теперь развалина, ибо дело происходило под его стенами и турки с судами бросались на берег и зажгли их. Битва славная, выше Чесмы и Наварина, и обошлась не особенно дорого: 37 убитых и 230 раненых. Офицеры все живы и здоровы, ранены только один мичман и два штурманских офицера и штурман убит. Я с отрядом пришел в начале и потому был свидетелем великого подвига Черноморского флота. Ура, Нахимов! М.П. Лазарев радуется своему ученику! Я возвратился сегодня ночью, и один корабль на буксире у парохода показался...»
Картина Алексея Боголюбова «Синопский бой 18 ноября 1853 года»
Однако официальная встреча в Севастополе была не столь восторженной. Меншиков, узнав о разрушении города против его приказа, был холоден и сурово приказал отправить эскадру Нахимова в карантин — формально это было правильно, поскольку некоторые моряки высаживались на берег в турецком порту. Возможно, Меншиков опасался гнева императора за разрушение Синопа и, ожидая вестей из столицы, подчеркнуто перекладывал вину за это на Нахимова.
Реакция государя вскоре последовала, и она была вполне однозначной:
«Князь Александр Сергеевич! Победа при Синопе являет вновь, что Черноморский флот НАШ достойно выполнил свое назначение. С искренней сердечной радостью поручаю вам сказать храбрым морякам НАШИМ, что я благодарю их за подвиг, совершенный для славы России и для чести Русского флага. Я с удовольствием вижу, что Чесма не забывается в русском флоте, что правнуки достойны своих прадедов. Пребываю к вам навсегда неизменно благосклонный и благодарный.
Николай»
После этого адмирала Нахимова стали называть великим флотоводцем, на моряков посыпались награды, офицеры эскадры были повышены в званиях. Петербург ликовал, всюду давали балы и устраивали фейерверки, Синопскую баталию даже ставили в театре. Россия прославляла желанную победу, и все говорили о полном разгроме турецкого флота.
Между тем дело обстояло не так. После гибели эскадры Осман-паши у турок осталось шесть линейных кораблей, шесть фрегатов и семь корветов, а также четыре новых пароходофрегата. Русский флот мог выставить против них лишь три линейных корабля, пять фрегатов, два корвета и уступавшие турецким по многим показателям пароходофрегаты. Остальные наши суда нуждались в серьезном ремонте и в ближайшее время выйти в море не могли. А ведь в Босфоре стояла еще и англо-французская эскадра, пока еще нейтральная. Синоп не стал для Турции катастрофой, хотя и ослабил ее флот. Кстати, опасность турецкого десанта оказалась сильно преувеличенной — на находившихся в Синопе судах его просто не оказалось. Почти одновременно с разгромом эскадры Осман-паши русские войска взяли Карс и укрепились на Кавказе, что сделало опасность десанта ничтожной.
Картина Ивана Айвазовского «Синоп. Ночь после боя 18 ноября 1853 года»
Но самым неприятным последствием битвы стало то, что султану удалось представить события в Синопе как явную, немотивированную жестокость русских, которые к тому же проигнорировали требование Англии и Франции не атаковать турецкие порты. В европейских газетах писали о «Синопском погроме», «пиратском набеге Нахимова» на мирный город и гибели в огне тысяч мирных жителей. Это была не правда, точнее, не совсем правда. Синоп был разделен на две части — христианскую греческую и мусульманскую турецкую. Жители последней, опасаясь высадки десанта, покинули город и разошлись по окрестным деревням. Как раз обезлюдившая часть города и сгорела — некому было тушить шальные бомбы и случайно залетевшие обломки горевших кораблей. Большая по размеру греческая часть, жители которой остались в домах, почти не пострадала.
Но в гибридных войнах правда почти ничего не стоит, куда важнее ее интерпретация. После Синопа общественное мнение Европы резко качнулось в сторону необходимости жестких мер в отношении России, поскольку ее действия были представлены как явное желание нарушить баланс сил и пренебрежение ультимативным предупреждением союзников. Это легко было объявить прямым ударом по национальным интересам и унижением достоинства англичан и французов. Партия войны получила козырь, побить который ничем уже было нельзя, а Синоп превратился в идеальный casus belli.
Всего через месяц флот союзников войдет в Черное море, после чего наши корабли уже не будут выходить из Севастополя — силы окажутся слишком неравными. Кстати, Николай понимал это, но его общее видение ситуации мало походило на реальность. Вот выдержка из его письма адмиралу Меншикову, написанного через 10 дней после Синопа:
«Ежели точно англичане и французы войдут в Черное море, с ними драться не будем, а пусть они отведают наших батарей в Севастополе, где ты и примешь с салютом, которого они, может, и не ожидают. Высадки не опасаюсь, а ежели бы позднее и была, то, кажется, и теперь отбить их можно; в апреле же будем иметь всю 16-ю дивизию с ее артиллерией, бригаду гусар и конную батарею. Более чем нужно, чтобы заставить их дорого поплатиться».
Мария Александровна — принцесса Гессенского дома, российская императрица, супруга императора Александра II и мать императора Александра III
Как всё было на самом деле — хорошо известно. Однажды супруга Александра II императрица Мария Александровна, находясь в окружении своих фрейлин, не сдержалась и сделала искреннее признание, которое было почти дословно записано, а потом опубликовано Анной Тютчевой в книге воспоминаний «При дворе двух императоров» (запись 11 января 1856 года):
«Наше несчастье заключается в том, что мы можем только молчать, мы не можем сказать стране, что эта война была начата нелепым образом, благодаря бестактному и незаконному поступку — занятию княжеств, что война велась дурно, что страна не была к ней подготовлена, что не было ни оружия, ни снарядов, что все отрасли администрации плохо организованы, что наши финансы истощены, что наша политика уже давно была на ложном пути, и что всё это привело нас к тому положению, в котором мы находимся».
