Просто колдовство: Инна Чурикова — от тюзовской лисы до Орлеанской девы
На экране и сцене ей довелось побывать и Бабой-ягой, и Вассой Железновой, и Асей Клячиной (во второй ее версии, 1994 года). Сыграть роль своей мечты — Жанну д’Арк — ей удалось лишь наполовину, о чем нам, зрителям, остается лишь сожалеть. Впрочем, ничто не могло помешать Инне Михайловне Чуриковой стать одной из любимейших актрис СССР, а затем и России. 5 октября замечательной артистке исполняется 75, и кинокритик Лидия Маслова вспомнила специально для «Известий» этапы ее карьеры.
Не родись красивой
Инна Чурикова с детства знала, что будет артисткой: она принадлежала к тем бойким девочкам, которые с удовольствием развлекают своими выступлениями родительских гостей. Врожденная уверенность в себе в сочетании с нестандартной внешностью произвела, видимо, неизгладимое, хоть и двойственное впечатление на знаменитого театрального педагога Вениамина Цыганкова, который после экзамена в Щепкинском училище сказал про глазастую абитуриентку Чурикову: «Она или дура, или гений».
«Наверно, и то и другое», — говорила много лет спустя Инна Михайловна, уже получившая признание как великая русская актриса, в том числе и от Никиты Михалкова, игравшего главную роль в фильме Георгия Данелия 1963 года «Я шагаю по Москве», где Чуриковой, даже не указанной в начальных титрах, достался крошечный эпизод. Если поверхностно судить по нему, нелепую комичную девушку, стеснительно оправляющую волосы и не знающую, куда девать руки во время игры «Кто быстрее и лучше нарисует лошадь», ожидали в перспективе преимущественно эпизодические и второстепенные роли в амплуа «некрасивая подружка».
Одну из таких ролей Чурикова вскоре после «Я шагаю по Москве» сыграла в фильме Эдмона Кеосаяна «Где ты теперь, Максим?», где ее добрая героиня уговаривает норовистую красавицу не издеваться над ухажерами: «Ребята-то хорошие». «Да что ты понимаешь в ребятах?» — пренебрежительно отвечает самодовольная красотка, уверенная, что у ее неказистой товарки с ребятами вообще нет шансов.
Некоторые режиссеры поначалу рассматривали Инну Чурикову как некое бесполое существо, забавное, но начисто лишенное привлекательности, тем не менее молодая актриса с присущим ей юмором принимала такое положение вещей и ничуть не комплексовала, играя дурнушек. В киноактерском дебюте Чуриковой «Тучи над Борском» ее героиня весело рассказывает про карнавал на 8 Марта: «Я чертом с рогами нарядилась, так мне за это — премия». Тем не менее, оглядываясь сейчас на чуриковскую фильмографию, можно заметить, что практически всем созданным ею женским образам, и трогательным, и жестким, и комическим, и трагическим, присущ несомненный сексапил, который нечуткий режиссер волен проигнорировать, а внимательный (и особенно — влюбленный в актрису, как ее муж Глеб Панфилов) умеет тонко подчеркнуть.
Кадр из фильма режиссёра Александра Роу 1964 года «Морозко»
Проявлялся этот феномен порой и без особой режиссерской воли в совершенно неожиданных и ненужных местах. Так, поступив после окончания Щепкинского училища в Московский театр юного зрителя, Инна Чурикова столкнулась с непредвиденной идеологической проблемой: некоторые бдительные директора школ жаловались на спектакль «Зайка-зазнайка» по пьесе Сергея Михалкова как неприличный для показа детям за излишнюю сексуальность, сконцентрированную в образе чуриковской лисы.
Впоследствии актриса оправдывалась, что и слова-то «сексуальность» тогда не знала, а просто в точности следовала тексту и замыслу пьесы, в которой возбужденная заячьим запахом лиса говорит: «Знаешь, зайчик, я правду тебе сейчас скажу — нравишься ты мне», и даже сейчас, когда она рассказывает об этом, ее глаза загораются неподражаемым хищным огоньком.
Разум и чувства
Помимо лисы, в ТЮЗе Инна Чурикова играла Бабу-ягу в пьесе Евгения Шварца «Два клена» и исполняла в спектакле песенку: «Могу мышкой, могу кошкой, могу голубем лететь, могу девицей-красавицей с парнями песни петь». Фрагмент из этого спектакля процитировал Глеб Панфилов в фильме «Начало», принесший их с Чуриковой тандему международную известность, и в принципе песня Бабы-яги прекрасно очерчивает широчайший диапазон актрисы, про «некрасивость» которой забываешь всего через несколько взмахов ее необычайно подвижных, как крылья бабочки, ресниц.
Если рассуждать с целомудренных позиций директоров советских школ, то и в фильме «Морозко» Александра Роу 1964 года, принесшем студентке Чуриковой первую известность, тоже есть довольно неприличный кадр, в котором антигероиня Марфушенька сосет леденец во сне, не открывая глаз, — немного странно, что настолько эротичное зрелище проморгала цензура. После этой роли, для которой актрису очень старались дополнительно изуродовать, Инна Чурикова чуть не расплакалась (уж больно страшненькой сделали ее гримеры), хотя очевидно, что злобная противная Марфушенька с белыми ресницами и тремя облезлыми волосинками гораздо ярче, эффектнее и психологически интереснее благообразной кроткой сестрицы Настеньки с ее кукольным личиком.
Вообще в кадре Инна Чурикова по выразительности лица легко выигрывает конкуренцию с первыми красавицами советского кинокоролевства — например, с Татьяной Дорониной, с которой у нее есть несколько эпизодов в фильме Георгия Натансона «Старшая сестра». Хотя, возможно, «конкуренция» тут не совсем точное слово — Инна Чурикова как более сильная актриса не стремится перетянуть одеяло на себя, а помогает своей ослепительной партнерше проявить тонкие оттенки эмоций, между тем как сама мерцает своей фирменной двусмысленностью: не то дурочка, не то обладательница обостренной гениальной чувствительности, поди разбери.
Не могут разобрать, кто такая на самом деле санитарка-художница Таня Теткина, мужчины в режиссерском дебюте Глеба Панфилова «В огне брода нет» 1967 года, где про чуриковскую героиню ее жених говорит: «Баба как баба, некрасивая только», а узнав ее поближе, признается: «Боюсь я ее, может, больная она, психическая?» Другой персонаж этой картины, обладатель более тонкого художественного вкуса, почти дословно цитирует фразу Вениамина Цыганкова: «Дура ты дура, а может быть, чудо».
Виртуозное балансирование на тонкой грани между дуростью и гениальностью присуще многим героиням Инны Чуриковой. Взять, например, баронессу Якобину фон Мюнхгаузен в фильме Марка Захарова «Тот самый Мюнхгаузен» — это одна из самых любимых у зрителей ролей Инны Чуриковой. Баронесса, пожалуй, женщина не слишком умная и в чем-то даже пошлая, хотя жесткая и волевая, но при этом абсолютно гениальная и чудесная в искусстве самопрезентации и пиара своей знаменитой фамилии, а также манипуляции судьбами множества людей.
В галерею чуриковских сильных женщин вписываются и Васса Железнова в панфиловской экранизации горьковской пьесы, и потерявшая сына советская чиновница Уварова в «Прошу слова», и эксцентричная селянка Ася Клячина в «Курочке Рябе», и многодетная мать близнецов Кроликовых в «Ширли-мырли», и ткачиха Паша Строганова из трагикомедии «Начало», и Жанна д’Арк, которая долгие годы была для Чуриковой самой вожделенной ролью мечты.
Актрисе, увы, так и не удалось сыграть эту роль в настоящей масштабной исторической драме, потому что советское киноначальство не выделило на нее денег, однако даже по нескольким эпизодам «фильма в фильме» о Жанне в «Начале» можно судить, насколько глубоким и многогранным мог бы получиться у Инны Чуриковой портрет французской национальной героини, сожженной по обвинению в колдовстве, но причисленной к лику святых.
