Че те надо?
Аргентинцу Эрнесто Рафаэлю Геваре де ла Серна, более известному просто как команданте Че, 14 июня исполнилось бы 90 лет. Он не дожил и до 40, погибнув в ходе очередного революционного эксперимента, но долголетие его знаменитого соратника Фиделя (тот умер на 91-м году жизни) позволяет предположить такую возможность. Впрочем, тогда вряд ли бы портрет команданте смотрел на нас с футболок едва ли не на каждом курорте мира, да и песни о нем пели бы, вероятно, с несколько меньшим энтузиазмом. Собственно, культурологи за прошедшие с гибели Че полвека уже извели тонны бумаги на объяснение шокирующего факта: светлый образ неутомимого революционера был полностью адаптирован к нуждам благополучной буржуазной поп-культуры. По случаю юбилея Че портал iz.ru решил вкратце напомнить, почему так случилось.
Привет, прощай
Посмертная слава Гевары зиждется, собственно, на двух основаниях — оба они были созданы кубинцами и оба вполне заслуживают места в общемировом культурном контексте. Это знаменитая фотография Альберто Корды «Героический партизан», запечатлевшая команданте на траурном митинге в память погибших при взрыве парохода «Ля Кувр» 5 марта 1960 года, и написанная в 1965 году песня Карлоса Пуэблы Hasta siempre, Comandante «(Прощай навсегда, команданте!»).
Альберто Корда со знаменитым фото
Оба произведения — и документальное, и художественное — были созданы, что называется, на одном дыхании (Пуэбла написал песню за ночь) и абсолютно искренне; возможно, в этом и кроются их неувядающие свежесть и обаяние. Сегодня в общем-то не каждый, кто носит на груди изображение Че или танцует под какую-нибудь из множества версий Hasta siempre (только в записи их более 200 на самых разных языках, от русского до турецкого), знает наверняка, зачем, если цитировать другую, менее известную в мире песню по тому же поводу, «Эрнесто Че Гевара Гавану покидал», да и вообще кто этот лохматый романтик в берете со звездой.
В конце 1960-х, когда светлый образ сгинувшего в Боливии команданте впервые стал достоянием широкой публики, всё было, конечно, не так. Парижские студенты, расклеивавшие плакаты с фото Корды и певшие песню Пуэблы на баррикадах, безусловно, прекрасно знали, почему именно его — вместе с Марксом и Мао — выбрали своим героем. Плакаты, кстати, были вовсе не кустарными: фото Корды растиражировало издательство итальянского предпринимателя-социалиста, а позднее террориста Джанджакомо Фельтринелли (за десятилетие до того рассорившегося с советскими товарищами, опубликовав роман Пастернака «Доктор Живаго», а в 1972 году подорвавшегося на собственной самодельной бомбе при попытке взорвать мачту ЛЭП). Фельтринелли называл фото Корды «Че в небесах с курткой», отсылая к знаменитой песне The Beatles про Люси в небесах с бриллиантами; сам Корда не без иронии замечал, что если бы получал по лире с каждого проданного Фельтринелли плаката с команданте, то давно бы стал миллионером.
Знай свои права
И тут, собственно, открывается еще одна причина, благодаря которой песня и портрет стали практически общим местом современной поп-культуры; причина куда менее романтичная — авторские права. Фидель Кастро считал копирайт буржуазным пережитком: «Кто платит Шекспиру? Кто платит Сервантесу?» — вопрошал барбудо в одной из своих многочасовых речей. Куба с большим скрипом присоединилась к Бернской конвенции лишь в 1994 году, после неофициальной «долларизации» экономики острова Свободы — поток субвенций от СССР завершился вместе с существованием самой Страны Советов, что потребовало адаптации к новым реалиям.
Впрочем, к тому времени Пуэбла уже умер, а Корда был категорически против коммерциализации светлого образа Че. В 2000 году незадолго до смерти он подал в суд на известного западного производителя водки, потребовав убрать из рекламы продукта самую знаменитую фотографию ХХ столетия (по крайней мере так считают культурологи из колледжа искусств Мэриленда, старейшей арт-школы США). Полученные в качестве возмещения $50 тыс. Корда отдал на нужды кубинского здравоохранения, переживавшего — как и вся страна — не лучшие времена. Карлос Пуэбла не получил ни сентаво за многочисленные перепевки своей самой знаменитой песни (многие к тому же и вовсе считают ее сочинением чилийского барда Виктора Хары, зверски убитого в ходе переворота 1973 года).
По иронии судьбы художник, создавший двухцветную картинку на базе фото Корды, используемую во многих принтах для одежды, вполне защитил свою работу авторским правом. Ирландец Джим Фитцпатрик обрисовал фото Корды еще в 1968 году (слегка приподняв линию глаз Че и добавив малозаметный шеврон в виде F — своего инициала — на плече). Сложилась отчасти анекдотичная ситуация, когда законопослушные производители одежды покупали лицензию на право использования картинки Фитцпатрика, менее законопослушные (но в результате тоже никакого закона не нарушавшие) просто брали фото Корды. В 2008 году Фитцпатрик, впрочем, передал права на свой вариант Че кубинской детской кардиологической больнице — поступок, который Че, вероятно, одобрил бы.
Всё на продажу
Хотя вряд ли великий революционер обрадовался бы тому, что система, на слом которой он положил (и в итоге отдал) всю жизнь, в результате победила его. И даже не на баррикадах и не в жаркой схватке боевой — а просто методами чистой коммерции. Последней каплей, наверно, стало бы появление той самой фотографии в дизайне кубинской купюры в три песо. И дело тут не только в открывшейся благодаря широте души кубинского лидера лазейки в обход авторских прав — Корда сделал много снимков и Гевары, и других вождей кубинской революции, а Пуэбла написал десятки песен, но только эти два произведения затронули какие-то сокровенные струны в душах людей по всему миру.
Наверно, большую роль сыграла и личность самого Че — кому-то он представляется кровавым палачом, почти уголовником (мнение, не лишенное оснований), но с портрета Корды смотрит лицо последнего романтика, растрепанного, слегка потерянного, красивого какой-то почти звериной, обезьяньей красотой (недаром именно Че неявно подражал всю свою недолгую карьеру Джим Моррисон).
Увы (или к счастью), большинство других вождей ХХ столетия могли похвастать разве что импозантностью, но никак не способностью бередить девичьи сердца — да и подчеркнутая непарадность фото Корды выгодно подчеркивала истинную революционную простоту команданте; достаточно сравнить работу Корды с многочисленными парадными портретами Мао, Сталина или любого другого кумира левой общественности.
Оттуда же растет и искренность песни Пуэблы — непрофессионального музыканта, поработавшего в своей жизни и плотником, и сборщиком сахарного тростника, и сапожником. Для него Че был действительно героем, освободителем всех трудящихся и нуждающихся (недаром одна латиноамериканская католическая организация выбрала своим символом портрет Христа, написанный в узнаваемой стилистке фотографии Корды). Словами самого Пуэблы, «в этом чистая, восхитительная прозрачность/Твоего возлюбленного облика, команданте Че Гевара». Точнее и безыскуснее, в общем, уже и не скажешь.
