Прочесть «Пересмешника»: в России выходят неизвестные рассказы Харпер Ли
Одно из главных литературных событий 2025 года — выпуск сборника неизвестных рассказов Харпер Ли «Желанная страна». Эти рассказы нашли уже после смерти автора «Убить пересмешника», они никогда не были опубликованы, но в них можно увидеть не только этюды к важнейшему американскому роману ХХ века, но даже отдельные сюжетные линии и персонажей. Все эти новеллы вошли в сборник «Желанная страна». На английском он вышел в октябре и стал сенсацией. Теперь издательство АСТ выпускает его на русском. «Известия» публикуют целиком один из рассказов сборника.
Харпер Ли. «Целая комната собачьего корма»
(из сборника «Желанная страна»)
Моей подруге Саре Митчелл нынче тяжело мириться с собой. И неудивительно — после того, что она сделала. Она перебрала все оправдания на свете и, пока искала нового психиатра, довела прежнего до изнеможения. Это я посоветовала Саре обратиться к психиатру, понадеявшись, что отвечать на звонки Сары день и ночь придется ему, а не мне.
Намедни я поболтала с врачом Сары — ее психиатр, кстати, не мужчина, а пожилая дама, — и та объяснила причину такого поведения моей подруги, но я всё равно не поверила. Бедная старушка пожаловалась, что она чертовски устала выслушивать рассказы Сары в три часа ночи о том, как кто-то барабанил в дверь ее квартиры, — по-человечески вполне понятная жалоба, особенно если учесть, от кого она исходила.

Сара, несомненно, была с приветом еще до этого инцидента. Я знала ее много лет, мы вместе учились в университете, и она уже тогда представляла собой диковинное явление — умудрялась с двух бокалов напиться в хлам, рухнуть в беспамятстве на пол, и ничто, даже угрозы исключения, не могло заставить ее подняться. Я не единожды ложилась в кровать Сары, чтобы прикрыть ее отсутствие, когда заведующая женским общежитием приходила посчитать по головам, кто на месте, а кто нет, в то время как моя подруга лежала в отключке у кого-нибудь на квартире. На следующий день она ничего не помнила.
Вдобавок ко всему прочему она самозабвенно сквернословила. Я никогда не встречала человека, столь тонко владеющего языком, как Сара Митчелл, и настолько же бесцеремонно им пользующегося. Деканы, ухажеры, официантки, почтальоны — все, кто попадался Саре под руку, становились мишенью для потока ругательств. Из-за этой привычки ее взял на карандаш декан женского факультета, учащиеся которого ждали, когда, наконец, появится подходящий предлог для исключения Сары. Со временем так и вышло — ее исключили за бутылку пива. На первый взгляд, не бог весть какое прегрешение, однако я веду речь об Алабамском университете. Местным юным дамам в течение четырех лет не полагалось пахнуть ничем, кроме «Шанель №5» и «Лавориса»*.
Как бы то ни было, Сара покинула университет, когда над нею сгустились грозовые тучи. Ее подозревали в обмане, воровстве, ночных визитах в аудиторию Каллоуэй, распущенности и непочтительном отношении к декану женского факультета. Однако доказали только наличие бутылки пива в руках. Разумеется, Саре необязательно было дефилировать с нею по университетской аллее, поступок был легкомысленный, и его хватило, чтобы выставить Сару из университета.
В бешенстве укладывая вещи, она больше всего негодовала, что подлизе Джорджин Фэрклот после того, как ее застукали совершенной голой в гребной лодке на Блэк-Уорриор-ривер, дали всего лишь запрет на полтора месяца покидать кампус, а ее, Сару Митчелл, исключили якобы лишь потому, что у ее отца, в отличие от папочки Джорджин, не было денег. Кроме того, Джорджин состояла в «бета ню». Любая студентка, хотя бы пообещавшая вступить в «бета ню», получала в университете огромные поблажки, ведь этот женский клуб был основан сестрой супруги Джефферсона Дэвиса**. Стоило Саре открыть рот, как члены «бета ню» налетали и выкидывали ее вон, словно обжигающий руки кирпич, но если она и обижалась, то не подавала виду. Таким образом она стала самой независимой среди независимых студенток университета.
На втором курсе Сара тайком вышла замуж, что было хуже пьянства, затем развелась, что было хуже выхода замуж. Мужем оказался парень из Бирмингема с большими странностями, ставивший себя выше всех остальных, но главное — выше Сары. Отец Сары помог ей отделаться от брака, так и не признавшись, в какую сумму это ему обошлось. Мистер Митчелл был богат, но даже пять долларов считал большими деньгами, потому что в далеком прошлом познал нужду.
Мамочка Сары представляла собой кошмар высшей пробы. Она была из тех, кто ржет во всё горло, издавая в конце икающие звуки, напоминающие крик осла, что в некоторых районах штата сходило за воспитанность. Миссис Митчелл, даже не открывая рта, умудрялась дать понять, что всё, что ее окружает, включая время суток, неприлично. Она давным-давно в душе признала, что Сара — ее позор и расплата за отдельные акты неприличия со стороны мужа, и относилась к дочери соответственно.
Неудивительно, что Сара уехала в Нью-Йорк, как только закончила школу. Родители в любом случае не потерпели бы ее в своем доме. Они слишком упивались мученичеством, чтобы позволить дочери разрушить этот образ. Люди в родном городке Митчеллов невероятно мило к ним относились; когда стало известно об исключении Сары, ее родители в ближайшие две недели получили больше приглашений на ужин, чем за весь предыдущий год.
Я ничего не слышала о Саре от других или от нее самой целых два года, пока не переехала в Нью-Йорк и не столкнулась с нею нос к носу на Пятой авеню. Вы знаете, как это бывает: рано или поздно на Пятой авеню можно встретить любого знакомого. Короче, мы встретились. Сара приветствовала меня обычными для такого случая вопросами и пригласила к себе домой посмотреть на ее мальчиков.
— На мальчиков? — переспросила я. — Я не знала, что ты опять вышла замуж.
— Я не выходила, — ответила всё та же прежняя Сара.
Однако в ее облике что-то неуловимо изменилось. В физическом облике. Сара, конечно, пополнела, что происходит за два года со всеми выпускницами колледжей, и выглядела ухоженнее, чем в былые времена, однако о том, что скрывалось под пальто, было трудно судить. Наконец я поняла, в чем дело, — в ее руках. У нее были большие квадратные кисти рук — как у сборщицы хлопка, по словам самой Сары, — при этом длинные пальцы на концах расширялись, а не сужались. Я впервые с нашего первого знакомства заметила, насколько неуклюже она пользуется руками. Казалось, что Сара испытывает затруднения с самыми обычными действиями вроде извлечения из кармана бумажника для оплаты автобусного билета. Когда было натуральнее согнуть пальцы, она их топорщила. Хотя на улице стоял холод, она время от времени проводила основанием ладони по пальто, словно вытирала пот. Во всех остальных отношениях Сара совершенно не изменилась.
У нее дома меня познакомили с мальчиками. Ими оказались два громадных пса, которых я приняла за мастифов. Сара поправила меня, сказав, что это боксеры. Она снимала двухкомнатную квартиру, сама жила в одной комнате, собаки — в другой. Вдоль стен собачьей комнаты до самого потолка громоздились коробки с кормом. Сара пожаловалась, что псы жрут корм как не в себя и что на их содержание уходит почти вся ее зарплата.
За выпивкой Сара восполнила пробелы. Когда она приехала в Нью-Йорк, то сначала устроилась работать клерком по учету ответов соискателей «мыльных» телевикторин — тех самых, на которых ответ должен состоять не более чем из 20 пяти слов.
Она сняла квартиру вместе с коллегой родом из Албании и его друзьями, в основном выходцами из Центральной Европы. Сара считала, что такой образ жизни ведут большинство обитателей Нью-Йорка. По крайней мере, так она сказала мне. Ей пришлось переехать, когда албанец и его дружки устроили трехдневную разборку, которую в конце концов пришлось разнимать полиции. Сару арестовали за нарушение общественного порядка и вынесли условный приговор. С работы ее, естественно, вытурили, потому что она на ней не появлялась и даже не звонила.
На время поисков новой квартиры Сару приютила Христианская ассоциация молодых женщин, однако она оттуда сбежала и двое суток ночевала на пенсильванском вокзале, потому что ассоциация слишком сильно напоминала ей мистера и миссис Митчелл. В конце концов она нашла работу секретарши, администраторши, кассирши и библиотекарши в некой «организации вольнодумцев», где могла вести дела на свое усмотрение, чем была очень довольна.
Сара всё еще работала там во время нашей первой встречи в Нью-Йорке. Я вскоре возобновила контакты с выпускниками университета, окончившими учебу и переехавшими в Нью-Йорк раньше меня, и была принята в «алабамскую тусовку». Я пыталась брать Сару с собой на их вечеринки и сборища, но она воротила нос. Сара заявила, что ей не по пути со стареющими снобами, обожавшими университетские порядки. В конце концов я убедила Сару пойти со мной на один из вечеров, и она классно провела время, но только вот незадача: снова влюбилась в парня, который был мужским аналогом типичной участницы «бета ню». Он наговорил Саре с три короба, хотя вовсе не собирался жениться. В итоге она чуть не покончила с собой.
Пожалуй, короткая интрижка всё-таки принесла пользу, так как на некоторое время отвлекла внимание Сары от собак. Я, вообще-то, не против собак, но мне не нравится, когда боксеры сидят у меня на коленях, обнимают лапами за шею и полностью заполняют собой пространство крохотной квартирки.
Очень скоро я поняла, что одно недоброе слово, сказанное в адрес этого зверья, приводит Сару в бешенство, да еще какое! Я рассчитывала, что время смягчило остроту ее языка, но капитально ошиблась — она только расширила словарный запас, включив в него отборные выражения из северных районов Америки. Вы же в курсе: когда начинает ругаться житель Нью-Йорка, уши вянут. По словам Сары, соседка терпеть не могла ее собак и однажды пригрозила вызвать полицию, потому что собаки устраивали жуткий бедлам.
— Можешь себе представить, что я ей сказала, — с чувством произнесла Сара.
Вскоре выяснилось, что у Сары совсем мало друзей или их нет вообще. Она, как любая девушка, умела при желании навести глянец, однако стоило ей пойти на свидание, как она сама же портила всю малину — напившись вдрызг, сначала рассказывала историю своей жизни, потом отключалась, из-за чего теряла все заработанные очки. Подруг, насколько я могла судить, у нее не было вообще, да она, похоже, и не стремилась их завести. Но меня по какой-то причине Сара терпела рядом, а я, жалея ее, подыгрывала.
Тем не менее дружба с Сарой давалась нелегко. Дружить с нею означало выслушивать бесконечные пересказы жалоб на старые обиды. Все ее злоключения были аккуратно упакованы в коробочки с наклейками упреков и разложены по полочкам, и Сара то и дело открывала эти коробки и грызла их содержимое, как собаки грызут корм.
Она завела привычку звонить мне среди ночи, причем основными поводами служили Джорджин Фэрклот, ночь, проведенная в тюремной камере в Монтгомери, когда ухажер Сары врезался в другую машину, или грубое обращение со стороны отца после того, как он выкупил ее у мужа. Проблема состояла в том, что непрерывные монологи Сары не давали мне заснуть до самого рассвета. Когда у меня лопалось терпение и я пару раз вешала трубку, не дождавшись окончания разговора, Сара обижалась и говорила, что меня ни черта не волнует, как много ей пришлось пережить. Я ни разу прежде не сталкивалась с человеком, настолько озабоченным собственной персоной.
Бог ты мой! Я так долго распространялась о Саре, что совсем позабыла рассказать о ее выходке. Это случилось однажды утром несколько недель назад. Сара простыла и не пошла на работу — так, по крайней мере, она утверждает. Я же думаю, что заболел один из ее псов, и она осталась дома ухаживать за ним. Примерно в десять тридцать утра кто-то начал бешено колотить в дверь ее квартиры. Сара открыла.
На пороге стояла ее соседка миссис Фолмер, с которой Сара как-то раз поцапалась из-за собак. Миссис Фолмер каким-то образом умудрилась поджечь на себе платье — возможно, на него попали брызги горящего жира — и вся была охвачена пламенем. Дело кончилось тем, что Сара захлопнула дверь перед носом у соседки, и от миссис Фолмер в коридоре остались одни угли.
Теперь Сара звонит мне еще и по этому поводу. Нет, честно: она меня достала.
*Марка зубного элексира для полоскания рта
**Джефферсон Дэвис (1808–1889) — американский военный, государственный и политический деятель, первый и единственный президент Конфедеративных Штатов Америки во время Гражданской войны