Пугливые чудовища: Helloween ловят монстров, Дэвид Бирн грозит небесам
В первый месяц осени особо порадовали деятели «металлического цеха» — интересных альбомов было столько, что трудно было удержаться и не посвятить им весь обзор. Однако заметные новинки были и в джазе, да и в традиционной рок-музыке нашлось что отметить (хотя бы в форме переизданий). «Известия» — о самых интересных музыкальных альбомах сентября, которые вы могли пропустить.
Helloween
Giants & Monsters
Немецкий некогда квинтет (нынче разросшийся до септета), едва выйдя из школьного возраста, в 1980-х задал канон пауэр-метала: стремительные двойные бочки, сияющие гитарные гармонии и припевы, будто написанные для стадионов. За десятилетия они пережили распады, смены вокалистов, неожиданное воссоединение классического состава — и при этом сумели сохранить ауру коллективной легенды. Новый альбом Giants & Monsters ощущается продолжением этого мифа: музыка предельно масштабна, балансирует между серьезностью и самоиронией, а каждая гитарная дуэль звучит как фирменная подпись.
Тем не менее под этим глянцем проскальзывает усталость. Но именно в таких моментах альбом становится особенно интересным: в отдельных треках вспыхивает тот самый драйв, когда пауэр-метал еще был не жанровым ритуалом, а очередной формой рок-н-ролльного юношеского бунта. Впрочем, все участники уже вплотную приблизились к пенсионному возрасту, а бывший «первый красавчик класса» вокалист Михаэль Киске, увы, больше напоминает раскормленного людоеда.
В сравнении с сегодняшним «металлом», где доминируют гибридные формы — от блэкгейза до индустриального пост-метала, — Giants & Monsters звучит как анахронизм, что, впрочем, никак не повлияло на продажи (третье место в национальных хит-парадах ФРГ, Польши и Швейцарии и вполне почетное для пожилых немцев 49-е в американском «Биллборде»). Видимо, массовому слушателю бодрые, мелодичные и прямолинейные песни всё же ближе упражнений с диссонансами и нечетными размерами.
David Byrne
Who Is the Sky?
Дэвид Бирн — фигура, которую трудно представить вне культурного контекста последних пяти десятилетий: от радикального новаторства Talking Heads и соло-экспериментов до театральных проектов и политических манифестов. Его творчество всегда было погружено в исследование границ — между авангардом и поп-музыкой, между иронией и искренностью, между личным и универсальным. Бирн научил слушателя воспринимать странность как норму и хаос как систему, и именно это делает его присутствие сегодня столь значимым.
На Who Is the Sky? Бирн вновь объединил усилия с нью-йоркским Ghost Train Orchestra —результатом стал своего рода сеанс коллективной музыкальной ностальгии по великим дням Tin Pan Alley, классики американской песенной традиции. Джазовые духовые, вновь возникший на волне памяти Бирна «токингхедзовский» фирменный абсурд, свингующие ритмы и общая атмосфера слегка тревожного праздника. Бирн, как всегда, балансирует между шуткой и откровением, и в этой подвешенной атмосфере рождается музыка, которая звучит и как вопрос, и как ответ. Это, конечно, не Rei Momo и не My Life in the Bush of Ghosts, но, безусловно, свежая и умная работа нестареющего и мудрого музыканта.
Paradise Lost
Ascension
Британский (а где еще «металлисты» могли взять себе названием поэму Мильтона?) квинтет еще в начале 1990-х обрисовал рамки субжанра, известного как «готический металл» — и не их вина, что «поляну» вскоре захватили манерные скандинавы с избытком мейкапа на лице. Сами Paradise Lost никогда не уходили ни в излишнюю театральность, ни в коммерческое звучание, оставаясь самими собой — холодными, меланхоличными и немного страшными благодаря безысходным текстам и могильному рыку бессменного лидера группы Ника Холмса.
«Вознесение» вышло спустя пять лет после предыдущей большой работы Paradise Lost — это самый большой интервал между альбомами в истории группы. И вновь Холмс с товарищами обошелся без экспериментов: траурные риффы гитар, неспешная поступь ритм-секции, вся палитра вокальных переживаний — от звериного гроулинга до чистого надорванного баритона. Вступающие в дело в балладных треках струнные завершают картину возвращения Paradise Lost — может, и не триумфального, но, по крайней мере, достойного овации в исконном, древнеримском смысле слова.
Till Brönner
Italia
Тиль Бреннер — немецкий трубач, продюсер и композитор, сделавший себе имя, искусно лавируя на границе традиционного джаза и эстрадной музыки. Импровизация никогда не выходит из-под контроля, а форма, пожалуй, доминирует над содержанием — качественная салонная музыка для ублажения слуха завсегдатаев шикарных отелей. Кто-то, возможно, поморщится при такой рекомендации, но, согласитесь, если Брайан Ино сочинял «Музыку для аэропортов», Жан-Мишель Жарр — «Музыку для супермаркетов», то должен же кто-то заниматься и музыкой для лаунж-баров. К тому же Бреннер делает свое дело, как сказали бы раньше, на высочайшем культурном и идейном уровне.
Новый альбом (что видно и по названию) явно задумывался как саундтрек к культурной памяти: Нино Рота вызывает тень Феллини, Estate Бруно Мартино поднимает волну ностальгии, а песни Паоло Конте иронизируют над dolce vita. Бреннер «делает нам красиво», но умело избегает китча, несмотря на неизбежную «открыточность» альбома и тщательный лоск звучания.
«Пикник»
«Дым» (версия 1982 года)
Эдмунд Шклярский внезапно решил порадовать поклонников настоящим раритетом — оригинальной записью дебютного альбома «Пикника», записанного в 1982 году на студии легендарного Андрея Тропилло. Разумеется, на пленке этот артефакт далекой эпохи сохранился у многих, но пользователи стримингов могли ознакомиться лишь с версией 1993 года, перезаписанной группой для издания на CD. Однако «Дым» возвращается из архива не как музейный экспонат, а как внезапно оживший организм. В этой записи при всем ее вынужденном несовершенстве (а, возможно, и благодаря ему) отчетливо слышно, как молодая самодеятельная группа намечает собственную мифологию — и музыкальную, и текстовую — на плечах титанов: от Pink Floyd до Bauhaus. Всё звучит хрупко, будто склеено наспех: рваные ритмы, плоский, но упрямый бас, гитара, режущая воздух, словно заточка в кармане. И именно эта несовершенность делает альбом по-настоящему живым.
У шамана по имени Эдмунд здесь еще не три руки, но все имеющиеся конечности заняты строительством странного звукового мира, где за каждым словом тянется шлейф образов: тени цирка, гул пустых улиц, искры электричества. Местами же «Дым» звучит как аудиозапись темного ритуального действа, свершавшегося где-то во мраке ленинградских дворов-колодцев. Холод, сырость и тени забытых предков встают вдоль Невского проспекта.
