Суд пришел: «Нюрнберг» впервые показали публично
Исторический блокбастер, в котором суд над нацистскими преступниками сплетен с приключенческо-любовной линией, — за такое мог бы взяться сам Хичкок, но сделал в итоге Николай Лебедев, режиссер «Легенды № 17» и ремейка «Экипажа». Первый в истории игровой фильм о «том самом» суде над Герингом, Риббентропом, Гессом, Йодлем, Кейтелем и другими представителями нацистской верхушки, и один из важных персонажей картины — лично Роман Руденко, будущий генпрокурор СССР. «Известия» посмотрели фильм и делятся впечатлениями.
Поиск как метод
Рассказ о чем-то на фоне крупного исторического события — это и соблазн, и риск. Соблазн — потому что, конечно, история отношений мужчины и женщины сама по себе может выглядеть банально, но когда она вписана в невероятные и при этом вполне реальные обстоятельства, то воспринимается она уже совершенно иначе. Риск — потому что само событие по масштабу может быть настолько крупным и увлекательным, что совершенно заслонит собой как бы основной сюжет. А если сделать само событие центром повествования, то будет риск, что публика испугается и не пойдет в кино, ведь ей нужен жанр.
Как бы ни были потрясающе сделаны «Процесс», «Прощание со Сталиным» («Государственные похороны») и «Киевский процесс», полностью погружающие нас в макрособытия за счет «оживления» хроники, всё же это картины, которые востребованы относительно небольшой аудиторией. По данным ЕАИС, «Прощание со Сталиным» посмотрели в России всего 2,5 тыс. зрителей, «Процесс» был показан только на фестивалях, хотя это не просто документы, но зрелище невероятной силы.
Николай Лебедев известен тем, что умеет талантливо и успешно упаковывать драму в формат блокбастера. Но здесь он решился на более чем рискованную композицию. Он, с одной стороны, воссоздал практически документально ту часть Нюрнбергского процесса, что связана с выступлением прокурора Романа Руденко, главного обвинителя со стороны СССР, в феврале 1946 года. И здесь же важнейшее для советской драматургии процесса выступление фельдмаршала Паулюса. С другой стороны, большую часть фильма мы смотрим не процесс, но «узнаем» о его закулисье. Эта часть снята в духе нуара с элементами шпионского триллера.
Главный герой — советский военный переводчик Игорь (Сергей Кемпо), который, как и положено нуарному протагонисту, несет в себе ряд внутренних травм и связывается с фам фаталь (Любовь Аксенова), таинственной русской девушкой в Нюрнберге. Игорь выполняет поручения, связанные с организацией советского обвинения (непосредственного начальника Игоря играет Евгений Миронов), но параллельно ищет пропавшего на войне брата, не веря, что тот сгинул в немецком лагере.
— В «Легенде № 17» и в «Экипаже», который отчасти был ремейком, я рассказывал про свои отношения с отцом, — рассказывал «Известиям» Николай Лебедев еще на съемках фильма. — А здесь, в «Нюрнберге», я размышляю об отношениях, которые существовали в моей семье. Главный герой, как и мой отец, сквозь перипетии военных и послевоенных событий ищет близкого человека. Поиск близкого человека очень важен, у меня, по счастью, такие люди есть, я ими очень дорожу.
«Нюрнбергом» Николай Лебедев занялся сразу после того, как стало понятно, что не удается снять «Мастера и Маргариту» так, как он задумал картину. Тот проект много обсуждался, его очень ждали, но в итоге, как это часто бывает в киноиндустрии, не состоялся даже после тщательной подготовки и проработки. Сам Лебедев считает что тот неснятый фильм и «Нюрнберг» в чем-то похожи: булгаковский сюжет — о поиске Бога, «Нюрнберг» — тоже своего рода поиск Бога после разрушения войной всех нравственных начал и это поиск себя.
— Мне кажется, мы всегда и во всех ситуациях идем одним и тем же путем, — развивает эту мысль Лебедев. — Мы всё время пытаемся найти смысл жизни, найти себя, когда попадаем в тяжелейшие ситуации. Я сам пережил такую катастрофу, и те, кто находился рядом со мной. Так что оба фильма об одном и том же, хотя это совершенно разные сюжеты. Меня эта тема очень волнует, я всегда о ней и рассказывал. Про человека в тяжелейших обстоятельствах, как правило, невинного, который пытается выжить и сохранить человеческое достоинство, нравственное начало. Без этого невозможно двигаться вперед.
600 разгневанных мужчин
«Нюрнберг» — проект многострадальный, словно бы проклятие «Мастера и Маргариты» отчасти перекинулось и на него. Съемки были запланированы в разных странах, но сначала график их совпал с пандемией, и зарубежные экспедиции растягивались на месяцы из-за карантина, откладывались, какие-то даже отменялись. Совместное производство с Россией Чехии, Германии и Великобритании должно было помочь фильму, и это действительно усилило масштаб, помогло привлечь крупных иностранных актеров, что придало аутентичности, лучших европейских специалистов, но пандемия сделала это сотрудничество очень тяжелым. А последующие политические события еще больше усложнили процесс.
Тем не менее фильм всё же был снят — и еще снято достаточно материала, чтобы уже в этом году сделать на его основе полноценный сериал «Нюрнберг», который более подробно расскажет и о судебном процессе над нацистами, и о персонажах картины. Правда, «Известиям» пока не удалось выяснить, будет ли Николай Лебедев сам заниматься этим сериалом, продюсеры хранят это в секрете.
Но, возможно, именно из-за всех производственных сложностей события в зале 600 кажутся наиболее захватывающими в фильме. Целый год на «Мосфильме» возводили точную копию этого помещения. Точность в деталях — вплоть до сантиметра, рассказывали «Известиям» художники картины. Те же цветовая гамма, габариты столов и мебели, оттенок дубовых панелей, материал, из которого сделаны часы. На полу ковролин с глухим серым цветом, как в оригинале: чтобы не было шума, звукоотдачи. Результат был настолько убедительный, что когда ты попадал на съемки, не верилось, что здесь просто павильон. Это была словно экскурсия в Нюрнберг, причем на машине времени. Заходишь — и вот сидят военные, переводчики, машинистки. Сквозь слуховые окна можно было рассмотреть объективы кинокамер: они тогда записывали процесс для всего мира. Вот сидят нацистские подсудимые, среди которых сразу узнается Геринг (Карстен Нёргор, очень точное попадание). А вот к трибуне быстрым шагом идет Руденко и продолжает свою речь.
— Предъявляю показания препаратора анатомического института в Данциге Зигмонда Мазора, — обманчиво бесстрастно сообщает он собравшимся. — Мыло варил я из трупов мужчин и женщин. Из двух варок, в которых я принимал участие, вышло готовой продукции мыла более 25 кг. Для этого было собрано 70–80 кг человеческого жира примерно с 40 трупов.
Руденко играет Сергей Безруков, которому вообще-то не привыкать сниматься в сложном гриме. Но в случае с Руденко сходство минимальное: Безруков явно старше своего героя, у него нет украинского говора, тембр гораздо ниже. Если зритель знаком с хроникой процесса, он вряд ли даже сразу поймет, кто перед ним в кадре, но по содержанию речи станет понятно. Безруков объясняет, что это было сделано намеренно: аутентичная манера речи отвлекла бы современного зрителя от ее содержания, заслонила бы серьезность происходящего в зале 600.
— Мне было сложно играть эту роль, — делится Безруков. — Во многих сценах мне мешал говорить невольный спазм в горле, приходилось сдерживать слезы. Здесь очень много эмоциональных сцен и монологов, особенно когда рассказываешь о зверствах нацистов в лагерях. Но надо было сдерживаться, и Николай мне всё время говорит, как важно не показать всё то, что происходит у твоего героя и тебя внутри. Ты — главный обвинитель, а это предполагает холодный рассудок, от которого требуется доказывать, а не выдавать эмоциональные порывы как внуку своих дедов, гражданину и просто человеку.
Дым Отечества
Художественные достоинства фильма «Нюрнберг» будут, скорее всего, обсуждаться не так активно, как его содержание. Тем более что фильм перенасыщен и тематически, и идейно. Понятно, что на первом плане — собственно Нюрнбергский процесс, который большинству зрителей, не только российских, в точных подробностях знаком плохо. Все знают, что нацистскую верхушку судили, но не так строго, как это предполагала логика всех предшествующих событий. Что участвовали в суде свидетели из разных стран, что сам прецедент этого суда был уникален. И сложность состояла в том, что многие факты, которые сегодня знает любой школьник, тогда не были обнародованы.
Лебедев пытается дать зрителю возможность почувствовать себя средним человеком 1946 года, который еще не слышал ни про холокост, ни про концлагеря, ни про гетто, ни про реальное число погибших в каждой стране. Мы попадаем на улицы, где обычные немцы понимают лишь то, что их «великая Германия» разрушена и находится под властью международных оккупантов, которые делят ее друг с другом. Да и многие подсудимые высшие чины Германии считают, что они свято служили своей родине и если и погибнут, то геройски, с гордо поднятой головой.
В свою очередь, советским персонажам приходится отрефлексировать свое отношение к пленным и другим «предателям», встретившись с ними лицом к лицу. Лебедев достаточно деликатно, но при этом уверенно и твердо вводит эту тему в свой фильм. Ведь и его прошлые картины были наполнены размышлением о том, где быть человеком важнее, чем гражданином, и как нужно строить отношения с требовательным государством. Эти отношения у Лебедева — всегда страстный и напряженный нескончаемый диалог, который приходится вести его героям. «Отец» и «Отечество» для него не просто однокоренные слова, но в какой-то степени синонимы, а «поиск отца» в каком-то улиссовском смысле тождествен попыткам вернуться на Родину, обрести там некогда утраченный рай.
Пожалуй, двух с небольшим часов «Нюрнберга» не хватает, чтобы в полной мере обдумать всё то, что Лебедев разместил в картине. Сериал за счет своей протяженности больше располагает к неторопливому размышлению. А в фильме будет достаточно остросюжетных элементов, чтобы перетянуть всё внимание на себя. Хотя и юмора, пусть и неявного, там тоже достаточно, сюда можно отнести и остроумное камео Лебедева, и здоровый образ жизни персонажей, которые принципиально не курят в кадре. А когда один всё же решает затянуться, он тут же падает убитый, чтобы не подавать дурной пример зрителю. Добрым молодцам — урок.