«Из Большого театра я не уходил»
Николай Цискаридзе признается, что до 30 лет не позволял себе поспать ночью. И.о. ректора Академии Русского балета имени А.Я. Вагановой не любит разговоров про пот, кровь и слезы, потому что это «абсолютная ерунда». Он считает, что учебные заведения в стране нужно сократить, приводит в недоумение французских психологов и уверен, что жизнь каждого большого художника не проходит без больших потрясений Об этом народный артист России рассказал «Известиям» накануне выпускного концерта Академии, который 23 июня состоится на сцене Кремлевского дворца.
«Плачущему нечего делать в балете»
— Что увидят поклонники балета на концерте?
— Будет очень красивая история. В этом году исполнилось 95 лет народному артисту СССР, одному из самых выдающихся хореографов Юрию Григоровичу. Он выпускник Академии и очень любит ее. Это же школу закончили его родители. Конечно, мы не могли не отметить его юбилей.
Наш выпускной спектакль мы посвятили Григоровичу. Юрий Николаевич разрешил нам взять для концерта третий акт балета «Раймонда». А для выпускников он восстановил в своей редакции «Танцы дня и ночи» из оперы «Джоконда» на музыку Понкьелли в хореографии Мариуса Петипа. Кроме этого, в программу спектакля вошли «Фестиваль цветов в Дженцано» Эдварда Хельстеда в хореографии Августа Бурнонвиля и «Классическая симфония» Сергея Прокофьева в хореографии Леонида Лавровского.
— Вы как-то сказали, что США еще не было, а балету уже учили в России. Что вы вкладываете в подобное сравнение? Главенство искусства над политикой?
— В начале 1990-х годов на какой-то пресс-конференции в Америке я пошутил о том, что балет преподается в России гораздо дольше, чем США существует как государство. Каждый раз, когда пытаешься объяснить, почему классический балет у нас гораздо лучше, нежели в какой-либо другой стране, надо понять и то, что 290 лет ему обучают на государственном уровне.
— В следующем году Академия Русского балета имени Вагановой отметит 290 лет. Планируете ли вы какие-нибудь торжественные мероприятия по этому случаю?
— Не знаю, посмотрим, хотя это не такая серьезная дата. Будем ждать 300-летие. На следующий год — 250 лет учебному заведению, которое я заканчивал — Московское хореографическое училище. Вот и получается 290 лет нам, 250 лет московской школе.
— Через пот, слезы и кровь ваши ученики отрабатывают своё особое предназначение. Вы устраиваете им балы в интерьерах царских дворцов. Но, выйдя за двери Академии, не попав в труппу театра, дети спускаются небес на землю. Не жестоко ли?
— Если ты хочешь стать большим профессионалом, абсолютно любая профессия идет через тяжелое преодоление себя. Это касается не только балета, но и серьезных достижений в спорте, музыке. Надо уметь управлять своими нервами, желанием полениться и так далее.
Я не люблю разговоры про пот, кровь и слезы, потому что это абсолютная ерунда. Слезы есть везде. Если ты плачущий человек, значит, тебе нечего делать в балете. А что касается балов, я хочу, чтобы ученики получали дозу красоты. Знаю, что за пределами школы их никогда это ждать не будет. Никакой театральный начальник им не устроит ничего подобного, не сделает такой подарок. Пусть они хотя бы из школы уйдут в мир при такой красоте.
— От чего поможет прививка высоким искусством?
— Любое искусство — это прежде всего встреча с красотой. А красота, как известно, спасет мир. Но дело в том, что когда вас окружает что-то идеальное, возвышенное, просто интересно жить.
— В Академии есть штатный психолог? Насколько он востребован?
— Да, как и в любом другом учебном заведении, где учатся несовершеннолетние, у нас есть психолог. Если честно, не понимаю, что это такое и зачем нужно. Коли ты сам не в состоянии договориться со своей головой, значит, ты абсолютно нездоровый человек и этой профессией тебе заниматься не надо. У меня никогда не было никаких проблем, чтобы понадобилось чье-то участие.
Когда у меня случилась травма, я находился во Франции в центре для восстановления спортсменов Высшей лиги. И там обязательно надо было общаться с психологом. Каждый раз при визите к нему меня встречала одна и та же фраза: «Николя, как странно, что у вас нет никаких жалоб, что вы ни о чём не переживаете. Врачи и санитары докладывают, что у вас всегда хорошее настроение». Я пытался объяснить, что всю жизнь работал, а сейчас есть возможность полениться. Я читаю книги, смотрю фильмы, хожу по музеям. Это такое счастливое время, которого у меня никогда не было. До 30 лет я не позволял себе не поспать ночью. И наконец, когда случилась травма, я пошел в ночной клуб посмотреть на другой мир. Этого французские врачи понять не могли.
«Уделять пристальное внимание нужно исключительно одаренным людям»
— Вам бывает жалко своих учеников?
— Мне никогда не бывает жалко никого из своих учеников. Могу посочувствовать или подставить плечо, понимая, как психологически или физически сложно ему в данный момент. И если я начинаю жалеть ученика, понимаю, что ставлю на нем крест. Жалость — чувство, которое унижает.
— А хватает ли внимания педагога на всех учащихся?
— Если ты хороший педагог, у тебя хватит внимания для всех. И, естественно, стараюсь заметить каждого, но сообразно их способностям. Я считаю, что уделять пристальное внимание нужно исключительно одаренным людям.
— Как вам кажется, не стоит ли сократить набор, чтобы КПД подготовленных артистов балета был выше?
— Набор в московское и петербургское училища не надо сокращать, а вот учебные заведения по стране я бы сократил. Потому что всё равно сейчас большая нехватка педагогов. Днем с огнем не найти. А количество учебных заведений преувеличено. Дело в том, что в России много театров, которым требуется артисты. Вот мы все и работаем.
— Почему, руководя Академией девять лет, вы до сих пор остаетесь «исполняющим обязанности ректора»?
— Это абсолютно не так, я исполняющим обязанности был первый год. В 2014 году были выборы, я пять лет был ректором, до 2019 года. А когда истек срок, я принял решение, что не хочу больше избираться. Сказал в министерстве, что если устраиваю, то, пожалуйста, буду работать. Но больше никаких выборов не надо. А если не устраиваю, в любую секунду встану и уйду. Я не цепляясь за должность, но заниматься бумажной волокитой ради проведения голосования не хочу. Да и приставка и.о. меня абсолютно не расстраивает и не раздражает. У меня такое количество регалий, званий и заслуг, что я могу не обращать на буквы внимание.
— Вы называете себя очень скандальным ректором. Кому от вас достается?
— Я так говорил исключительно шуткой. Потому, когда меня начинает кто-то хвалить, рассказывая, в каком прекрасном состоянии находится Академия, я просто отшучиваюсь, что в учебном заведении очень скандальный ректор. Не переношу грязь, неточность. Сотрудники знают, если я что-то не то увижу, не поздоровится всем.
— Как вы относитесь к татуировкам у балетных артистов?
— К татуировкам я отношусь, как любой ребенок, выросший в СССР на Кавказе. Наколки были признаком людей, пришедших из мест не столь отдаленных, отличительная черта тех, кто принадлежал к криминальному миру. Я вообще не понимаю, зачем это делать на своем теле. Эта как курение, кайф которого тоже не в состоянии понять. Мне даже попробовать никогда не хотелось. Ну невкусно же.
А к временным татуировкам, таким переводным картинкам на лето, отношусь с юмором. Это очень забавно.
— Вы любите представлять свои достижения во всеуслышание. Открыто говорите о том, в чем были правы. Не стесняетесь своей уникальности и профессионализма. Злит ли это ваших конкурентов?
— Конечно, завистники есть у всех, и на них не нужно обращать внимания. Если я что-то заявляю, это констатация факта. Могу всегда подтвердить и доказать, показав документ или видео. Если честно, мне абсолютно безразлично, что кто скажет. У меня есть свое мнение на всё. И есть люди, которых я уважаю, чье мнение мне интересно. Их не очень много, но каждый — профессионал высочайшего уровня.
«Есть много профессий, которыми я могу зарабатывать»
— Санкции против России обернулись и запретом для иностранцев получать здесь образование. Могли ли ваши ученики отказаться возвращаться на родину ради диплома?
— Многие учащиеся и те, кто уже работал в театре, отказывались вернуться, но им очень жестко угрожали и их родителям на местах. Поэтому очень многие уехали.
Самый болезненный момент, который мне удалось пережить за последнее время, это когда мои иностранные студенты, которые танцевали в разных театрах, должны были покинуть Россию. Я в каждого из них вложил огромное количество любви, знаний. Первые недели мне было очень больно. Потом уговорил себя, что ребята выросли, у каждого своя судьба.
— Вы были членом жюри Международного конкурса балета. Он проходил в Большом театре. Как вас встретили там? Не скучали ли вы?
— Дело в том, что из Большого театра я не уходил. Несмотря на то что я не захожу туда какое-то время, это не значит, что меня там нет. Я и есть Большой театр. И абсолютно спокойно могу сказать, я один из тех самых, не последних, артистов этого театра. Потому мне вообще смешно рассуждать об этом.
Да, очень многие люди, кто работал при мне, всегда встречают меня с большим воодушевлением. Настоящих артистов театра выбирает сам театр, а не те, кто их назначает. На моей должности — премьер Большого театра — числятся очень многие люди, но их не знает даже те, кто работает там. Вот что страшно.
— Некогда вы критиковали дирекцию ГАБТа. Говорили, что если и придете в Большой, то только его руководителем. Вы сменили гнев на милость?
— Я никогда никого не критикую, исключительно констатирую факт. Если у меня нет доказательств и подтверждений, я ничего говорить не буду. Мне просто жаль своего времени.
— Вы дружите с Максимом Галкиным и Аллой Пугачевой. Общаетесь с ними, несмотря на то что многие осудили их отъезд из России. Вас не разочаровала их позиция?
— Если я с кем-то дружу, то я дружу. Дружба — понятие вечное. Каждый человек имеет право выбрать, где он хочет жить и где работать. Как можно за это кого-то осуждать?
— Вы восстановили не один балет. А не было ли у вас желания поставить собственный?
— Пока никакого желания поставить новый спектакль у меня не было. Если возникнет, то вы его увидите.
— Юрий Григорович — великий педагог, хореограф, которого вы не устаете благодарить. Скажите, почему народный артист СССР выбрал тактику затворника? Почему не приезжал на конкурс балета, который был ему посвящен? Его кто-то обидел?
— Юрий Николаевич давно сказал, что в Большом театре его ноги не будет из-за отдельных личностей. С другой стороны, все-таки ему много лет. Конкурс гораздо удобнее смотреть онлайн. Для него всё организовали. С нами он постоянно общался по видеосвязи. Так что ничего в его отсутствии страшного нет.
— Григоровичу поют дифирамбы, но в свое время его уволили из ГАБТа и он возглавил Театр оперы и балета в Краснодаре. Несправедливость по отношению к гению — издержки балетного мира?
— Все, что касалось ухода Григоровича из Большого театра в 1995 году, это была большая интрига. Она велась много лет. До этого Юрий Николаевич проработал руководителем труппы балета ГАБТа 34 года. А в 2001-м Григорович опять вернулся. Что делать, такие были сложные времена.
К сожалению, жизнь каждого большого художника не проходит без больших потрясений. Эта серость, как плесень, сидит, никому не известная, смердит, отравляет атмосферу. А большие артисты, личности всегда претерпевают массу сложностей.
— Артисты балета создают праздник для других, а чем можно порадовать их самих?
— Для меня всегда было праздником, когда можно было ничего не делать. Я очень ленивый человек. С удовольствием позволял себе полениться, это самая большая радость. Но в моей жизни этого всегда было очень мало, поэтому я с наслаждением жду отпуска.
— Оставшись без работы, не умрете с голоду. Вы рукодельник, умеете вышивать. А есть ли шанс, что однажды вы пригласите поклонников на свою выставку?
— Все, что делаю, — только моё. Не собираюсь выставлять и показывать это. Просто я всегда шутил, что могу, в конце концов, и вышиванием зарабатывать. У меня нет никакого страха перед тем, чтобы изменить свою жизнь, свое направление. Прекрасно понимаю, что есть много профессий, которыми я могу зарабатывать.
Я прошел 1990-е, проводил в мир иной много родных и любимых. С 16 лет зарабатываю на жизнь и содержу близких мне людей. У меня есть понимание, что сколько стоит, как можно прожить. Служить бы рад, прислуживаться тошно. Вот точно, никогда не буду ни перед кем прислуживаться. Работу всегда можно найти, ничего не надо стесняться.