Самый главный режиссер: судьба Георгия Товстоногова на сцене и в жизни
Его уже при жизни считали гением, театральным революционером, провидцем. И — безжалостным диктатором, самодержцем кулис. Впрочем, наверно, именно таким и должен быть истинно великий режиссер. Память о нем бережно сохраняется и на сцене, и вне ее. 28 сентября исполняется 105 лет со дня рождения Георгия Александровича Товстоногова, и «Известия» вспоминают одного из главных гениев отечественного театра ХХ века.
Чудесный грузин
Принято считать, что Товстоногову много раз в жизни везло — по мелочи и по-крупному, в творчестве и в жизни. Цепочка счастливых случайностей, которая сделала сына «врага народа» единоличным властителем собственной театральной империи, главным режиссером СССР. (Спорить о том, кто из крупнейших реформаторов послевоенного советского театра — Товстоногов, Ефремов или Любимов — внес в историю этого театра больший вклад, есть дело искусствоведов, но по внешнему, нетеатральному влиянию равных Товстоногову, конечно, не было.) Разумеется, ему, в сущности, везло не больше и не меньше, чем любому другому человеку, но судьба и впрямь несколько раз делала ему подарки, без которых не было бы такого явления, как режиссер Георгий Товстоногов.
«Я наполовину грузин», — писал он о себе, и это была чистая правда. Товстоногов не просто вырос в Тифлисе в смешанной русско-грузинской семье, он в прямом смысле слова был воспитан на грузинской культуре, переживавшей — особенно театр — в 20–30-х годах настоящий ренессанс. Он знал грузинский язык, любил грузинский театр, но толчок к выбору будущей профессии дал ему театр русский — только что созданный в городе Театр юного зрителя. Здесь вчерашний школьник начал работать ассистентом режиссера, отсюда уехал в Москву, в ГИТИС, сюда каждый год возвращался на каникулах — ставить спектакли уже самостоятельно. Мог и не вернуться однажды — в 1937-м отца-дворянина арестовали и пятикурсника Товстоногова тут же исключили из института. Повезло: буквально через несколько дней Сталин сказал свое сакраментальное «сын за отца не отвечает» и Георгия восстановили.
Учителем Товстоногова был Алексей Попов, мхатовец — и верность идеям Станиславского Товстоногов сохранил навсегда. Впрочем, в провинциальном театре (в Тбилиси он проработал почти 10 лет) на какие-то эксперименты решиться было трудновато. Он рвался в Москву, но удалось это только в 1946-м — опять обстоятельства, на сей раз драматические. Развод с первой женой и ссора с ректором местного театрального института (Товстоногов с юности преподавал) сделали пребывание режиссера в Тбилиси невозможным.
Несколько лет он ставит где придется — во второстепенных московских театрах, в Казахстане. В 1949-м его зовут в Ленинград, в Театр Ленинского комсомола. Директор театра, бывший чекист, был увлечен борьбой за снятие тогдашнего главного режиссера. Но предложить никого конкретного взамен не мог — пока не познакомился с Товстоноговым. В 1950 году 35-летний режиссер впервые стал главным.
Диктатор и девять заповедей
Товстоногов не просто любил театр и хотел ставить спектакли. Ему нужен был свой театр, дом, в котором он был бы единственным хозяином. Тезисы, с которыми он пришел в питерский «Ленком», Товстоногов, разумеется, никому не озвучивал. Но это были девять заповедей худрука, человека, который хочет контролировать в коллективе всё.
1. Не флиртуй в своем театре.
2. Не болтайся в театре без дела.
3. Веди репетицию в полтона, но всегда в градусе (повышай не сразу).
4. Пресекай нарушения в корне.
5. Не занимай в театре денег.
6. Не появляйся в театре со случайными женщинами.
7. Вдумчиво слушай и глубоко продумывай ответ.
8. Не меняй внешнего облика.
9. Начинай репетицию сразу с дела. Не позволяй актеру отдалить момент работы.
«Ленком» был пробой пера Товстоногова-главрежа. Еще не всё было понятно с его творческим почерком, но по крайней мере один элемент фирменного товстоноговского стиля проявился сразу: он ставил много. Четыре спектакля в год минимум — любого жанра. «Грозу», «Гибель эскадры», «Тихий Дон», «Поднятую целину» — и легкие комедии с прочно забытыми ныне названиями. Товстоногов трудолюбив, он не отказывается ни от какого материала — даже откровенно пропагандистского.
Это приносит успех — поставленная к 70-летию Сталина пьеса «Из искры» получает Сталинскую премию I степени. За каких-то 5–6 лет Товстоногов превратился из провинциального режиссера без постоянного места в одного из самых успешных театральных деятелей Ленинграда. И когда местное культурное начальство в очередной раз решило спасти безнадежно загибавшийся главный театр города — БДТ имени Горького, лучшей кандидатуры просто не нашлось.
БДТ считался «первым советским театром», статус его был вполне сопоставим с МХАТом в Москве. В 1956 году это была гигантская труппа, ставившая что попало и игравшая это что попало при пустом зале. Этому театру нужен был именно такой человек, как Товстоногов, — диктатор высокой культуры и высокой идеи. «Я несъедобен», — заявил он на первом собрании — и не обманул.
Труппу чистил безжалостно, новые спектакли ставил со скоростью и качеством, казавшимися несовместимыми. За несколько осенних месяцев 1956 года — три хитовые премьеры подряд (как и в «Ленкоме», названия их уже ничего не скажут никому, кроме историков театра). Зритель повалил в БДТ валом. Две первые задачи — административную и кассовую — Товстоногов решил очень быстро. Пора было делать БДТ театром-явлением.
Союз гениев
Товстоногов всегда ставил много — не только в своем театре, но и на других сценах страны и за ее пределами. В БДТ он предпочитал работать самостоятельно — так что список его театральных постановок действительно весьма велик. Среди них, разумеется, были и проходные, но удач было гораздо, кратно больше. А подлинно великих, определяющих место режиссера и театра в истории отечественной (да и мировой) культуры спектаклей Георгий Товстоногов поставил в БДТ, пожалуй, пять.
«Мещане» (1966) и «История лошади» (1975) стали триумфом Евгения Лебедева, самого близкого, наверно, Товстоногову человека, соратника и родственника (Лебедев был женат на любимой сестре режиссера Нателе). «Пять вечеров» (1959) Александра Володина с Зинаидой Шарко и Ефимом Копеляном впечатляли тончайшим психологизмом в показе отношений двух неюных людей, ищущих друг в друге свою единственную любовь. «Горе от ума» (1962) поражали нетрадиционным прочтением канонического текста, в котором Молчалин Кирилла Лаврова уже не выглядел заурядным приспособленцем, а Чацкий Сергея Юрского — несбывшейся надеждой всех честных людей России.
Но всё же даже из этого ряда чистых шедевров один спектакль выбивается, стоит особняком. «Идиот» 1957 года называют главным шедевром советского театра за всю его историю — и это тот случай, когда стереотипы не ошибаются.
Об «Идиоте», разумеется, нужно говорить особо, писать отдельный текст. Гений Смоктуновского тут не просто ключевая составляющая успеха и величия — возможно, Товстоногов нарочно отпустил артиста «на волю», понимая: никакая режиссура не справится с этой нечеловеческой мощью. Успех был фантастический, небывалый: 32 минуты аплодисментов после премьеры, «Красная стрела», битком набитая москвичами, едущими в Ленинград на один вечер, билеты как самая ходовая в стране валюта. По легенде, в театр долго искали уборщицу. Наконец нашли — и даже вполне интеллигентную. Женщина проработала один день и уволилась — она устроилась на эту работу, не имея иной возможности посмотреть «Идиота».
Союз двух гигантов не мог быть прочным. Смоктуновский ушел из «Идиота» через два сезона (потом вернулся — и снова ушел, уже окончательно), не выдержав неслыханного психологического и психического напряжения и окончательно выбрав кино как более размеренный и спокойный вид искусства. Товстоногов же, в очередной раз не уступив ни миллиметра собственной территории (по одной из версий, причиной второго разрыва со Смоктуновским стало желание последнего сыграть Протасова в «Живом трупе», причем в постановке не Товстоногова, а другого режиссера), продолжал работать. На износ — в этом нет ни грана преувеличения.
Он ставит спектакли в БДТ и не только, много преподает, много пишет — его теоретические работы до сих переиздаются. Работал в Верховном совете, во Всероссийском театральном обществе, в редколлегии журнала «Театр». Многим он казался глубоким старцем, который был всегда, — между тем, когда сердце Георгия Товстоногова остановилось за рулем его автомобиля, ему было всего 73 года. Присвоить его имя БДТ сразу же после смерти не решились, несмотря на перестроечный 1989 год, — имя Горького всё же было для той власти сакральным. Едва власть эта исчезла, всё стало на свои места — с 1992 года Большой драматический театр в Санкт-Петербурге носит имя человека, фактически его создавшего.
