Филипп Киркоров: «Мой официальный возраст для меня ничего не значит»

Последнюю декаду апреля Филипп Киркоров проведет в столичном Кремлевском дворце, где каждый вечер будет показывать свое шоу «Я», поставленное известным итальянским режиссером Франко Драгоне. Финальное выступление состоится в день 50-летия певца и, разумеется, в присутствии многочисленных представителей российского поп-бомонда. В день старта «десятисерийного» концертного марафона Филипп Киркоров пообщался с обозревателем «Известий».

— Программа «Я» уже демонстрировалась год назад в том же зале пять раз подряд. То есть сейчас ее повторение?

— Да. Теперь как бы на бис. В прошлом году планировались три премьерных концерта. Но билеты на них продались так быстро, что мы добавили еще два выступления. А могли бы добавить и пять — ажиотаж был огромный. Тогда я подумал: почему бы к моему 50-летию не сделать декаду сольных концертов в Кремле? Ведь в лучшие свои времена, 20 лет назад, я давал сразу 30 концертов в Петербурге и пять сольников в столичном «Олимпийском».

Сейчас такой размах выглядит утопично. Но мы все-таки рискнули. И не прогадали. За 10 дней мое шоу в Кремле посмотрят 60 тыс. зрителей. С тобой сейчас разговариваем, а мой телефон разрывается от звонков с просьбами о билетах. Но всё продано. Немалая заслуга в этом и моего соавтора, режиссера шоу — легендарного Франко Драгоне, создателя всемирно известного Цирка дю Солей, шоу Селин Дион в Лас-Вегасе и многих других столь же масштабных постановок. Зритель приходит не просто на концерт, на два часа он погружается в настоящий сказочный мир. Для меня это радость невероятная — на третьем десятке лет своей творческой деятельности я всё еще интересен и многим нужен. Хотя всю жизнь сталкиваюсь и с теми, кто меня ненавидит, не принимает.

— Вот давай о них, о тех, кто не принимает. В социальных сетях среди прочих слухов о тебе сейчас обсуждают и такой: мол, обеспечить кремлевские аншлаги Киркорову помог один известный в отечественном шоу-бизнесе олигарх. Он оптом выкупил основную массу билетов и распространит их в народе фактически как акт благотворительности.

— Что бы я сейчас ни сказал, это прозвучит как оправдание. Сколько лет я выступаю, а публика заполняет залы на моих концертах, столько же времени параллельно возникают всякие домыслы и предположения, направленные на то, чтобы нивелировать мой успех. Хотя сегодня ведь всё очень просто проверяется. Существует доступ к любой кассе, любому интернет-порталу, продающему билеты. Можно ткнуть пальчиком на нужную ссылку и посмотреть, сколько билетов, по какой цене продано за две недели или вчера.

— Правильно. Поэтому и говорят, что билеты куплены реально только одним человеком и с определенной целью.

— Какие чудеса! Где бы найти такого мецената, который оптом приобретет 60 тыс. билетов на 10 моих концертов? И с чего бы вдруг? Кто я этому человеку? С какой стати мне такая милость? (Улыбается.)

Если серьезно, то при большом желании и это легко проверяется. Ну пусть мои «хейтеры» зашлют своих гонцов на каждое мое предстоящее выступление в Кремле и выборочно поспрашивают у зрителей: а как вы попали на концерт, откуда у вас билеты? Кто вам их подарил, навязал, заставил прийти? Это же элементарно проверяется, и шила в мешке никогда не утаишь.

Конечно, я слышал об этой сплетне, но повторю, подобное сопровождает меня всю жизнь. И когда были те 30 моих концертов в Петербурге в конце 1990-х, один из журналистов, помнится, всё пытался разглядеть в зале солдат, «замаскированных» под обычных зрителей. Не загнала ли Эмма Васильевна (Лавринович — директор БКЗ «Октябрьский». — «Известия») туда роты срочников, переодетых в гражданскую одежду? 

Пытались пару раз проверить, но попытка успехом не увенчалась. Оказалось, в зале обычные люди, в не самое простое, «дефолтовое» время в 1998 году всё же нашедшие средства, чтобы прийти ко мне на концерт. То был золотой период моей карьеры. Но и тогда находились те, кто не мог примириться с моим успехом. А сейчас даже не хочу оппонировать таким «критикам». Это ниже моего достоинства.

Я просто счастлив, что люди покупают билеты и едут на мои юбилейные московские концерты из самых разных городов. Им хочется послушать песни Филиппа Киркорова. Это неоспоримый факт. И именно благодаря кассовым сборам мы сейчас имеем возможность гастролировать с программой «Я» всюду. Интересно, а в других городах и странах мне тоже некий спонсор обеспечивает публику во Дворцах спорта?

За прошедший год я дал более ста аншлаговых концертов. И все с помощью мифического мецената? Вот мой концерт в 17-тысячном бакинском «Кристалл-холле». Его организовывал Эмин Агаларов. Может, он и купил все билеты? А в Ташкенте мне Алишер Усманов помог?

— Чтобы закончить с «хейтерами», прокомментируй еще один момент. Твои недоброжелатели не раз утверждали, что массу букетов, которые преподносят Киркорову на концертах, отчасти он сам и обеспечивает. Так говорят о тебе и Николае Баскове.

— Ну, ты мне дело-то не шей (улыбается). Не отвечаю за других коллег, но я в такой истории не был замечен никогда. По записи любого моего концерта можно посмотреть, как мне дарят цветы, что это за букеты и т.п. И потом мне подобный пиар вообще не нужен. Я, честно говоря, не очень-то и люблю вручение цветов на концертах. Эти моменты всегда сбивают ритм, возникают паузы.

А мое выступление строится в режиме нон-стоп. У меня нет времени и возможности принимать букеты по ходу действа. Если мне их и дарят, то в конце программы, когда я исполняю какую-то бисовую песню и спускаюсь в зал, понимая, что многие пришли с цветами, желая выразить благодарность артисту.

Знаю, что некоторые исполнители действительно используют на своих сольниках такой прием с подношением букетов от поклонников, создают видимость большого успеха. Но мне видимость создавать не надо. У меня и так есть успех, и без цветов, и с цветами. И бороться за финальное место в программе мне незачем. Наоборот, теперь мне выгоднее выступить где-нибудь в начале большого сборного концерта и поехать к детям отдыхать, а не ждать финала шоу. Сегодня концерты порой длятся по 6–7 часов, и к их окончанию уже устают все — и артисты, и зрители, метро закрывается и т.п.

Четверть века назад, когда все наши исполнители еще мерились крутизной друг с другом и рвались завершать большие сборные программы, это стоило жизни Игорю Талькову. Тот случай меня отрезвил. В начале 1990-х я тоже был подвержен такой тенденции. Будучи молодой звездой, этаким Биланом тех лет по популярности, хотел выходить в финале сборных концертов. А у организаторов данных мероприятий порой были свои пристрастия — и в конце ставили Газманова или Малинина. Я «гнул пальцы», возмущался: почему они, а не я?

Но после трагедии с Тальковым всё переосмыслил и понял, что подобный вопрос не имеет никакого значения. И больше никогда не возникал ни по поводу своего места в программе, ни по поводу каких-то бытовых моментов: дали ли мне машину премиум-класса, выделили ли президентский люкс в отеле и т.п. Если организаторы тебе чего-то подобного не предоставили, скажем, лимузин, значит, ты еще не достиг определенного статуса.

В моей жизни постепенно настал период, когда требовать мне стало не нужно. Само собой стало понятно, что если я приехал в город на гастроли, то живу в лучшей гостинице, меня встречает хороший автомобиль и мой технический райдер выполнен на 100%. Я не помню, чтобы Пугачева что-то когда-то требовала. Ей всегда предоставляют условия, которые соответствуют настоящей звезде.

— Как спокойно и рассудительно ты стал изъясняться к 50 годам. Помудрел?

— Официальный возраст для меня ничего не значит. Кажется, что моя профессия эмоционально законсервировала меня где-то в районе 30-летия. Тогда действительно был мой самый яркий период, программа «Лучшее, любимое, только для вас», персональный расписной самолет, огромный тур. Мы делали то, что еще было сложно в России представить.

Это сейчас можно зафрахтовать самолет, нанести на него любую рекламу и прочее. А в 1990-х, чтобы получить разрешение на такой фрахт, требовалось пройти семь кругов ада. А уж раскрасить самолет казалось вообще невозможным. Это сегодня можно, например, в холле Кремлевского дворца во время концертов организовать экспозицию всех моих концертных и съемочных нарядов за все 30 лет творчества, организовать там выставку фотографов, в течение года сопровождавших нас на шоу «Я», начиная от именитых мастеров вроде Руслана Рощупкина и заканчивая обычными поклонниками. А тогда...

До сих пор не понимаю, как мне всё удалось. Я ходил по инстанциям к высоким чиновникам, рассказывал, убеждал, что раскрашенный самолет — это красиво, это праздник для каждого города. Что театр начинается с вешалки, а мой театр начинается в аэропорту, прямо по приезде в город.

А как мы делали световой пол в «Олимпийском»! Это сегодня другие технологии, материалы, всё есть. А тогда ничего подобного не было. И это была грандиозная победа над системой, над самим собой. Я испытывал огромную радость и хотел продержаться в таком состоянии и дальше. Вот до сегодняшнего дня. Поэтому я не чувствую себя на 50.

А помудрел ли я? Не знаю, поскольку до сих пор совершаю какие-то эмоциональные ошибки. Хотя, конечно, стал гораздо сдержаннее — повлияло рождение детей. Я понял, что раньше в некоторых ситуациях, в том числе тех, когда меня, возможно, провоцировали, подставляли, я позволял себе то, что как мужчина, как артист не должен себе позволять. Но теперь решил, что никто и ничто не сможет меня скомпрометировать в глазах моих дочери и сына.

Я не имею на это права. Сейчас они еще маленькие, их пока не поглотил интернет, они не читают информацию в других источниках. Но если они вырастут и поймут, что уже после их рождения папа позволял себе какие-то вещи, которые его не красят, как я посмотрю им в глаза? А на все остальные случаи у меня есть оправдание: ребята, это было до вашего появления на свет.

— Зачем в таком случае ты ввязался в конфликт с Дидье Маруани?

— А разве здесь я себя как-то плохо вел? Сидит артист Киркоров, никого не трогает. Вдруг ни с того ни с сего какой-то француз из некогда популярной группы решил в преддверии неких своих гастролей попиариться на моем имени. И спустя 15 лет после премьеры песни «Жестокая любовь» он почему-то подумал, что это его песня.

Эта композиция не раз звучала на международных премиальных церемониях, была известна в моем исполнении во многих странах. Почему Маруани тогда не предъявлял претензий? Почему ждал столько лет и аккурат накануне своих гастролей решил вспомнить об этом? И почему я это должен терпеть? Что я сделал в данной ситуации нехорошего, недопустимого, что могло опорочить мою репутацию?

— Многих смутили видеосюжеты, где показывалось, как обращались с французским музыкантом при его задержании российские полицейские. И вообще сам факт его доставки в полицию...

— А как по-другому защищаться? Я месяц сидел, читал порочащую меня информацию, слушал высказывания на его пресс-конференции. Оскорбления и оговоры набирали обороты, мало того, мне еще предъявляли иск, шантажировали на сумму в миллион евро, как я должен, по-твоему, защищаться? Бить ему морду? Нанимать бандитов? Почему я не мог обратиться в правоохранительные органы, которые меня в моей стране обязаны защитить? Разве я не имею право написать заявление в полицию о том, что у меня вымогают деньги?

— Но все-таки какие чувства ты испытывал, когда твоего коллегу, словно преступника, заталкивают в полицейскую машину?

— А что он чувствовал, когда обвинял своего коллегу в том, чего я не совершал? Тем более я даже не автор песни «Жестокая любовь». Кроме того, он знал, что эта песня ничего общего не имеет с его песней, а потом мы еще и доказали в суде с предоставлением документов, что «Жестокая любовь» написана на восемь лет раньше, чем его произведение.

Для меня это тоже не впервые. На моем имени пиарились, пиарятся и наверняка еще будут пиариться многие артисты, журналисты, издания, компании. От этого уже никуда не деться, только бы меня лично не трогали. Пиарьтесь, мне не жалко, только меня не трогайте! И как только всё встало на свои места, в 24 часа Маруани выдворили из страны. И всё стихло. Сейчас он молчит.

— Ты помнишь 50-летие Пугачевой? Это было в годы расцвета вашей с ней семейной жизни. И поскольку ты во многом на Аллу Борисовну ориентируешься, допускаю, что ты используешь что-то из того празднования в своем юбилее?

— Ее 50-летие мы отпраздновали очень мощно — программой «Сюрприз для Аллы» с прямой телетрансляцией из «Олимпийского», где весь цвет нашей эстрады исполнял кавер-версии ее хитов. Это было сенсационно и ново. Я был продюсером того проекта вместе с Сергеем Лисовским. А после концерта мы устроили веселую гулянку в «Метрополе».

Мой юбилей пройдет иначе. Единственное, что будет похоже, — банкет с участием круга людей, которые мне приятны. Для них я сначала покажу свое шоу, а потом мы поднимемся на верхний этаж Кремлевского дворца и выпьем за мое здоровье под музыку и песни кумира моего детства — Энгельберта Хампердинка.

Я пригласил его, поскольку это мой идол и у меня с некоторых пор сложились очень теплые отношения с ним, его семьей, детьми. Папа в детстве подарил мне его пластинку, и она определила мою судьбу. Я слушал песни Хампердинка, пел «под него», и когда начал учиться музыке, он был для меня идеалом вокального мастерства. У меня в жизни были два кумира — Хампердинк и АВВА. Вот они и будут петь у меня на after party.

— Ну, не совсем АВВА…

— Будет группа, которую собрал Бенни Андерссон и спродюсировал по своему образу и подобию. Голоса те же, костюмы, аранжировки. Я был на их концерте в Майами. Уже на второй песне забываешь, что на сцене не Агнетта и Фрида. «Завод» и музыка — те же, люди в зале просто сходят с ума. Я понял, что такой коллектив должен петь у меня на 50-летии.

А ведущими вечера станут мои друзья из «Камеди клаб» — Гарик Мартиросян и Гарик «Бульдог» Харламов. Мы с ними придумали капустник, который снимет пафосность мероприятия. Мне очень не хочется, чтобы всё превратилось в торжественное чествование, в коронацию. Мне этих коронаций за 30 лет карьеры уже более чем достаточно.

— Почему для тебя Хампердинк лучше, чем Том Джонс?

— Джонс мне тоже очень нравится. Я и его песни, естественно, все знаю. Но Хампердинк мне ближе по духу, голосоведению, тембру. Он романтичнее. Хотя «Дилайла» Джонса — одна из моих любимых песен, и я исполнял ее еще в свой давней программе «Я — не Рафаэль» в 1994-м.

— Ты спрашивал у Хампердинка, зачем он ездил на «Евровидение»?

— Не спрашивал. Я и так всё понимаю — заплатили деньги ему в Англии, он и поехал. Почему нет? У него выходил тогда новый альбом. «Евровидение» — прекрасное промо, он его получил. И он не «парился» по поводу занятого места. Это у нас почему-то постоянно говорят о победах, высоких местах, а большинство европейских участников приезжают на этот конкурс просто пропиариться. Кому-то везет — он еще и занимает первое место.

— Ты считаешь правильным, что Россия в этом году не будет участвовать в конкурсе и даже не станет его транслировать?

— А я сразу говорил, что нужно было отказаться.

— Почему?

— Потому что правила менять нужно. Нечестно приравнивать в соотношении 50 на 50 многомиллионное зрительское голосование и голосование жюри из десятка человек, которые находятся в телестудиях своих стран. И которые могут быть заранее ангажированы, чтобы свести с кем-то счеты, как свели их в прошлом году с нашей страной. Пусть сделают соотношение зрительских голосов и голосов жюри в пропорции 80 на 20 или 70 на 30. При таком раскладе в прошлом году итоги конкурса были бы другими.

— Есть некая матрица в сегодняшнем мировом музыкальном пространстве, на которую ты ориентируешься для постановки следующего шоу, записи следующей программы?

— В моем сознании за годы уже сложилось понимание того, каким должно быть шоу. Всё самое интересное давно придумано. И каждый раз постановки повторяются, только на новом технологическом уровне. Я в этом смысле иду в ногу со временем.

Но сейчас у меня большое желание привезти в Россию мюзикл «Аладдин». После гастрольного тура «Я» хотел бы на пару лет уйти в этот проект, поиграть в мюзикле. На мой взгляд, это сегодня самый красивый, яркий, темпераментный из бродвейских мюзиклов.

— Будешь, как в истории с «Чикаго», сам продюсировать и играть?

— Не знаю. Думаю, с кем бы скооперироваться в вопросе продюсирования этого проекта. Пока, конечно, не вижу никого, кроме Дмитрия Богачева и его Stage Entertainment. Если бы мы пришли к согласию и нашли финансирование для этого спектакля, мне кажется, он имел бы колоссальный успех. Я в роли Джинна был бы в своей тарелке. А самого Аладдина сыграл бы, например, Сергей Лазарев. Получился бы хит № 1 на нашей сцене. Но если с мюзиклом не срастется, возможно, снимусь в каком-то фильме или сыграю в театральной антрепризе... Но пока впереди у меня большой тур по России и другим странам и, конечно, десятидневный концертный марафон в Кремле.