Вынесенное в заголовок клише из советского агитпропа, которое во времена позднего СССР использовали советские журналисты, хотевшие подчеркнуть соседство, например, богатства и бедности в том или ином знаковом городе западного мира, как нельзя лучше сегодня подходит для описания Донецка, который почти год назад стал фронтовым городом.
Любой человек, побывавший недавно в столице ДНР, не может не удивиться тому, как «гармонично» тут сочетаются война и мир. Год уже идет война, по разным оценкам, где-то половина жителей миллионного города покинула его, машин на улицах в сравнении с прежними временами мало, а когда ты ходишь по центральным улицам Донецка в Ворошиловском районе, видишь улыбающиеся лица людей, то просто не веришь тому, что рядом, в Киевском и Куйбышевском фронтовых районах города, из-за обстрелов украинской артиллерии находиться небезопасно.
В центральных «мирных» районах улицы вычищены, все в зелени, то тут, то там коммунальные работники в зеленых специализированных робах копошатся в земле, благоустраивая клумбы, подстригая кусты, окапывая деревья. Всё везде красится, дороги после зимы латаются.
Улицы заполнены молодежью. Я тут даже увидел свадьбу: женился такой себе скромный улыбчивый парень. Всё как в мирные времена: невеста Яна в красивом подвенечном платье, гости, шампанское, фото на память. Оказывается, жених — военный комендант Макеевки.
О том, что все-таки идет война, говорят деревянные щиты в окнах крутых магазинов. Многие из них как закрылись во времена прихода Славянской бригады Стрелкова в июле прошлого года, так до сих пор и не открылись. Владельцы уехали в Киев. Еще боятся возвращаться. Боятся отжимов, которыми когда-то безнаказанно занимались некоторые военные командиры республики.
Интересно смотреть на местные небоскребы. Половина голубых окон в них также закрыта светло-коричневыми деревянными щитами. Из-за этого они напоминают какую-то неправильную шахматную доску с голубыми и светло-коричневыми полями.
Идешь днем по красивому бульвару Пушкина, а через каждые пять минут ухает от артиллерийских выстрелов.
— Не волнуйтесь, это не укропы, это у наших сейчас тренировочные стрельбы в терриконах, — поясняют мне военные.
Их также достаточно много на улицах города, но теперь мало кто из них передвигается с автоматами. Это запрещено делать без надобности.
Часто можно встретить семью: муж в зеленой «горке», жена в платье, между ними маленькая девочка, которую папа и мама держат за руки. Если на улице вы встречаете ополченцев с автоматами, стоящих кучками у дверей домов, то, как правило, это охрана какого-нибудь республиканского VIP.
Кстати, о поведении «человека с ружьем». Конечно, с прошлогодней разнузданностью, махновщиной и вседозволенностью ополченцев покончено, но воспитывать некоторых из них еще надо.
Рассказываю. Я с прошлой осени начал коллекционировать ополченческие шевроны. Есть у меня шеврон «Востока» Ходаковского, подаренный добровольцем-осетином Аланом Мамиевым; мусульманский шеврон с арабской вязью, который мне презентовал командир из Республиканской гвардии ДНР с позывным Султан; есть полевой шеврон бригады «Призрак» Алексея Мозгового, который в Алчевске мне вручил Юрий Шевченко, начальник штаба. Коллекция собралась уже приличная.
Естественно, хочется ее и дальше пополнять.
Вижу, стоят два бородатых ополченца с автоматами. На рукавах шевроны «Спарты» знаменитого Моторолы. Подхожу. Представляюсь журналистом. Сообщаю о том, что собираю шевроны, и прошу их подарить один. Один из моих собеседников — ростом с гнома, щупленький такой, такому я голову бы свернул за минуту — чуть ли не передергивает затвор и грозно так с презрением бросает:
— Нет, не подарим. А вообще за такие просьбы я тебе сейчас или ногу прострелю, или в морду дам.
Ухожу от них от греха подальше.
Работают рестораны. Местные не преминут при случае блеснуть «эрудицией».
— Вот в этом ресторане обедает Захарченко, а вон в том — Моторола.
Цены в хорошем ресторане для москвича бросовые. Мы зашли с товарищем в классную таверну на реке Кальмиус около проспекта Ильича. Заказали на двоих по шашлыку, четыре салата (достаточно большие), два чайника чая, пепси. Спиртного не брали. За всё это заплатили всего 500 гривен (1 тыс. рублей).
Курс рубля по отношению к гривне в Донецке своеобразный. По идее, он должен быть 1 к 2,6 (так на Украине), но тут курс 1 к 2. Гражданин России, расплачиваясь в рублях в ДНР, конечно же, теряет. Но тут шутят по этому поводу: «Это в пользу республики».
Треть посетителей в ресторанах — ополченцы. Кто-то с девушками пьет чай и курит кальян, а кто-то уже надрался. Но надо отдать должное — никто из них не буянит и к другим посетителям не пристает.
Цены в Донецке на продукты питания значительно выше, чем на Украине.
— Вот я не могу понять, почему в Донецке надо заплатить за килограмм сахара 25 гривен (50 рублей), а в оккупированном Украиной Славянске всего 11 гривен (22 рубля), — жалуется мне на жизнь таксист Миша.
Говорит, что для его профессии сейчас в Донецке работы мало. В день зарабатывает не больше 200 гривен (400 рублей). Правда, можно часов пять просидеть без заказов.
— Хотел для выздоровевшего бати вот сейчас пикник с шашлыком устроить, но жена не разрешила. Говорит, что не хочет платить 120 гривен (240 рублей) за килограмм говядины. А в том же самом Славянске килограмм стоит всего 60–65 гривен (120–130 рублей). Но вот почему так, не объясните?
Сейчас донецкие таксисты освоили очень денежный маршрут Донецк–Ростов: 4 тыс. рублей в один конец.
Проезд в троллейбусе в Донецке стоит 1,5 гривны, в маршрутке — 3,5. Дешевле, чем в России. Но вот топливо, наоборот, дороже: бензин А-92 и ДТ — 23 гривны (46 рублей). Литр газа — 11 гривен (22 рубля).
В магазинах и на рынках можно купить всё. Дефицита нет. Но вот половина отделов в супермаркетах закрыта. Украина держит ДНР в блокаде.
Настроения в городе антиукраинские. Никто воссоединения с Украиной не жаждет, но все хотят присоединения Донбасса к России, а не к самостийной ДНР.
Кстати, нашел я в ДНР и украинских патриотов. Когда выезжал на позиции Республиканской гвардии под Донецком, то разговаривал там и с местными жителями. Одна из них, узнав меня, сказала открыто, не стесняясь ополченцев, что видела меня по российскому ТВ, прекрасно знает мою позицию и с ней категорически не согласна, потому что «Донбасс — це Украина!». Говорила со мной на суржике, на котором в этих местах очень редко говорят. «Ее родители просто из Полтавы», — пояснил мне ее муж-шахтер. Представить таких откровенных разговоров ватников где-нибудь в Мариуполе около позиций карателей из батальона «Азов» я просто себе не могу.
В Донецке работают больницы. Лекарств не хватает. Врачи получают унизительно маленькую зарплату. Так, завотделением получает всего 3 тыс. гривен (6 тыс. рублей), а что говорить в таком случае о простых медсестрах и санитарках.
Вузы работают. Кстати, там уже освоили сдачу экзаменов по скайпу. Просто как только сессия — начинается война, обстрелы.
Если вы в конце апреля ездили по улицам Донецка, то не могли бы не заметить большие очереди на улицах из пожилых людей. Это дончане получают пенсию. После того как в июле 2014 года из-за действий Стрелкова Донецк пришлось покинуть тогдашнему мэру Лукьяненко (Стрелок хотел, чтоб тот принял присягу на верность ДНР), Киев прекратил выплачивать зарплаты и пенсии, хотя в столицу Украины донецкие налоги поступали. С тех пор донецкие старики выживали за счет сбережений и гуманитарки Ахметова. Как они выжили, я не представляю.
В общем, жизнь начинает потихоньку налаживаться.
Все в городе ждут, что летом снова начнутся боевые действия. Но сейчас все готовятся к 9 Мая. На блокпостах военные в белых касках с красными звездами... Будет военный парад.
Все спрашивают меня, когда всё закончится. Отвечаю — не знаю, но вот точно знаю, что если Донецку суждено будет стать российским городом, то звание города-героя он заслужил.
