«Леди Макбет Мценского уезда» вернулась в «Метрополитен-опера»
Нью-Йорк в ударном режиме знакомится с русским искусством 1930-х годов — сразу на двух сценах Линкольн-центра представлены знаковые произведения этого периода. В Нью-Йоркском городском театре Михайловский балет показывает «Пламя Парижа», рядом «Метрополитен-опера» дает «Леди Макбет Мценского уезда». Если революционный балет здесь видят впервые, то с эротической оперой американцы познакомились еще в 1935-м: Нью-Йорк стал первым зарубежным городом, где услышали сочинение Дмитрия Шостаковича.
Доверившись музыкальному тексту, режиссер Грэм Вик и его коллеги (художник по костюмам и сценограф — Пол Браун, хореограф — Рон Хоуэлл, светодизайнер — Ник Шелтон) избрали правильную стратегию. «Леди Макбет» — из тех властных сочинений, где режиссерские решения диктует сама музыка, зримо живописующая ситуации и персонажей. И этот диктат настолько неколебим, что любая постановочная вольность воспринимается элементом чужеродным.
В спектакле «Метрополитен-опера» «чужого» нет, хотя постановщики не относятся к опере, как к священной корове: переносят действие из XIX века в XX и всячески подчеркивают общечеловеческое значение «Леди Макбет». На то, что история Катерины Львовны Измайловой, убившей мужа и свекра ради счастья с любовником, происходит в России, указывают только мундиры сотрудников МВД в сценах в околотке да подвешенный к колосникам плакат «Поздравляем» в эпизоде свадьбы. В остальном эти события могли развернуться как в российской глубинке, так и в американской провинции: и там и там жаждущему человеку трудно себя занять.
Работники Измайловых стали монтажниками, сварщиками, эскалаторщиками, хозяева — владельцами строительной фирмы, а строительные аксессуары — непременными составляющими действия. Работницу Аксинью спускают на сцену на лебедке, место упокоения мужа Катерины придавливают болванкой, в могилу свекра заливают содержимое бетономешалки. Профессиональный акцент логически приводит к метафоре: рабочие возводят дома, Катерина — свое счастье. Вот только стройка, замешанная на крови, рано или поздно уйдет под землю, накроется могильной плитой.
Для разного рода плит и прочих знаковых объектов предусмотрено нижнее сценическое пространство — выгородка с расположенными в ряд дверьми. Из стройплощадки она легко трансформируется в комнаты измайловского дома, гараж, двор, полицейский участок, место привала каторжников. Верхнее пространство предназначено для комментариев и наблюдений. Отсюда на зеленый ковер супружеской спальни летят алые маки — знак разгорающегося чувства, здесь разворачивается панорама спящего города с летающими фигурами (привет полотнам Марка Шагала, украшающим фойе «Метрополитен-опера»).
Катерина в исполнении Евы-Марии Вестбрук — не из тех, кто в обычной жизни летает в мечтах и снах. Да и к чему эти телодвижения? Дом — полная чаша, распорядок дня выверен — «чаю с мужем попила, опять легла». И мечтается ей о нормальном, о житейском — мужской ласки бы да ребеночка родить. В полет эту Катерину отправляет тоска по непознанной жизни, хотя понятно, что летать ей придется одной — муж (Раймонд Вери) пугается ее прикосновений; любовник (Брендон Джованович), при всей на словах заявляемой «чувствительности», — прожженный альфонс; свекор (Антолий Кочерга) — единственный, кто равен Катерине по силе характера, готов любить невестку только под покровом ночи, днем же он стоит на защите семейной чести. Своего космоса Вестбрук — Катерина достигает в двух финальных монологах. Последний — «В лесу в темной чаще есть озеро», пропеваемый на тончайшем пианиссимо, окончательно лишает трагедию- сатиру (так определил жанр оперы Шостакович) сатирического и уводит в высокие трагические сферы.
Ноябрьский блок «Леди Макбет» в «Метрополитен-опера» — возобновление постановки 1994 года, финальный спектакль которой прошел 15 лет назад. Судя по реакции зала, новая встреча с великой музыкой и дерзким текстом не обманула ожиданий. Правда, сочность последнего оказалась доступна только владеющим русским языком: английские субтитры сгладили откровенность либретто, написанного 26-летним Шостаковичем в содружестве с Александром Прессом. Но музыку русского композитора благодаря изумительному оркестру под управлением Джеймса Конлона и замечательной команде певцов искушенная публика главного театра Америки смогла оценить в полной мере.
