Татьяна и Онегин попали в историю
На 76-м году жизни Джон Ноймайер ставит только то, что ему хочется, и так, как считает нужным. В синтетическом искусстве балета, где у произведения несколько авторов, он стремится быть единственным, и у него получается. То есть хореограф со всей ответственностью может заявить: «Мой балет — это я». Сам пишет либретто, сам придумывает костюмы и декорации, сам складывает движения в комбинации. Он бы и танцевал сам, но, слава богу, есть послушные его воле артисты — в премьерной «Татьяне» Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко выступили Диана Вишнева (Татьяна), Дмитрий Соболевский (Онегин), Алексей Бабаев (Ленский), Алексей Любимов (князь N).
До музыки Джон еще не добрался. Но, хотя партитура «Татьяны» подписана Лерой Ауэрбах, трудно назвать 41-летнюю уроженку Новосибирска полноправным соавтором. Ее обязанности сводятся к исполнению желаний маэстро — в грустных местах написать музыку лирическую, в веселых — моторную, в кульминационных — постучать, в мистических — использовать флажолеты, где-то сделать как у Шнитке, где-то — как у Шостаковича. В общем, Лера Ауэрбах — послушный иллюстратор. Грустно? Еще бы. Особенно если вспомнить, что раньше Ноймайер ставил на большую музыку больших композиторов.
Но, видно, эти творческие союзы забирали у него много душевных сил, а порой и поворачивали историю в другое русло, давили, так сказать, мощным концептом. Нынешнему Ноймайеру такие потрясения не нужны. Его рассказ — о себе и для себя, о чем он честно предупредил накануне московской премьеры. Сказал, что «Татьяна» — его личная реакция на пушкинский роман, и не стоит искать в ней соответствий первоисточнику.
Но стоит — добавлю я — поискать отклик на русскую историю и порожденные ею характеры. Выяснится, в частности, что в отличие от отечественных историков, делящих российскую жизнь на этапы и периоды, мэтр воспринимает ее как единое целое. «Энциклопедия русской жизни» от Ноймайера, судя по костюмам и интерьерам, охватывает без малого два столетия и отличается как гармоничным сосуществованием эпох, так и ровно-благожелательным отношением к ним хореографа.
Визуальный лейтмотив балета — заснеженная березка и падающий снег — вызывают у него, судя по используемой в этих местах нежной музыке, тихое умиление. Лирический вальс и залихватскую польку-бабочку на сельских именинах танцуют персонажи в гимнастерках времен Гражданской и Великой Отечественной. Мамаша Ларина выходит в образе стильной барышни из нэпманских салонов. Ольга с Татьяной и их деревенские подружки щеголяют в цветастых нарядах а-ля «Кубанские казаки».
Онегин в пиджаке, надетом на голый торс, забегает в спектакль с сегодняшней улицы, а Ленский в распахнутой клетчатой рубахе — из андеграунда 1960-х. Антураж XX века движением поворотного круга сменяется интерьерами пушкинского времени и вписанными в них российскими ритуалами, в том числе похоронной процессией (воспоминание о почившем дяде) и трогательно-старомодным балетом об Антонии и Клеопатре, на который отправляется скучающий Онегин.
Вопреки привычке Ноймайера делать «театр в театре» предсказанием будущего героев, трагическая история Клеопатры остается локальным эпизодом. Есть ощущение, что хореограф хочет поскорее, не вдаваясь в подробности, покончить с Онегиным. Воспетый русской критикой «лишний человек» здесь не герой, а пустышка — всё хорошее в нем нарисовано воображением Татьяны.
Ответ на пушкинский вопрос: «Уж не пародия ли он?» у Ноймайера готов. Конечно, пародия, а кроме пародии еще и плагиат, о чем недвусмысленно свидетельствует сцена письма к Татьяне. В этом, казалось бы, интимном эпизоде, появляется Ленский — у него Онегин безуспешно пытается заимствовать страсть, порывистость, безоглядность.
Главное же свое пристрастие хореограф вынес в заглавие. В длинной веренице его женских персонажей Татьяна — натура наиболее цельная. Она самодостаточна, ни от кого не зависит. К знакам судьбы — дуэту юношей в черном — равнодушна, сама знает, куда идти и что делать. И за свою ошибку — герои прочитанных романов напророчили ей Онегина — платит сама.
В стремлении выстроить собственный мир и жить по его законам балетная Татьяна очень похожа на своего создателя. Не случайно он подарил ей один из самых блистательных своих дуэтов — финальное расставание с Онегиным. От совершенства этого диалога с молниеносными сменами настроений впору прослезиться. И он наверняка вытеснил бы из концертных программ давний хит Ноймайера — дуэт из «Дамы с камелиями». Но не вытеснит. Потому что там Шопен, а здесь всего лишь Лера.
