С документальным фильмом «Срок» произошла удивительная история.
Интернет-проект, из которого вырос фильм, был оперативной видеолетописью «болотного протеста», и каждый новый фрагмент (а они стали появляться на YouTube с мая позапрошлого года) принимался оппозиционной публикой на ура. А вот итоговая полнометражная лента, не так давно выложенная в Сеть, была довольно кисло встречена и ее героями, и теми, кто вместе с ними выходил в то время на площадь.
Это тем более странно, что авторы фильма — П. Костомаров, А. Расторгуев и А. Пивоваров — не изменили своей симпатии к персонажам. Более того, сам фильм сделан так, что его героев никак нельзя оболгать. В нем нет драматического закадрового голоса, нет тайных съемок и прослушек, нет говорящих «экспертных» голов — всё это осталось где-то там, в аляповатых поделках вроде «анатомии протеста» и «биохимии предательства».
В фильме есть только пристальный взгляд на нескольких действующих лиц из числа лидеров «Белой ленты», только их прямая речь, их жесты, их мимика. Народные массы (те самые, про которые так жарко спорили, вышло ли их 30, 50 или 100 тыс.) смотрятся в нем как нарисованный задник.
Устройство вселенной «Срока» знакомо нам по мифам народов мира. Дерево, которое мы видим в первых кадрах — это символ Мирового Древа (оно же «вертикаль власти»), соединяющего верхний мир с нижним. В верхнем мире живет царь-жрец, Артур и Мерлин в одном лице, вся работа которого, по мысли авторов, состоит в выполнении магических действий: он поднимается в небо с журавлями, нисходит на дно моря, беседует с огромной рыбой.
Его крестная дочь, волшебная помощница Мелюзина (Ксения Собчак) по стволу древа спускается в нижний мир, чтобы избрать себе сказочного простака (Илью Яшина) и попытаться сделать из него королевича. Она суетится, куксится, матерится, ничего у нее не выходит, она знакомится с друзьями своего избранника и, отчаявшись, выходит замуж за одного из них, солидного надежного мужчину.
И над всем этим царит атмосфера — нет, не морозной зимы 2011–2012 годов, на которую пришелся истинный пик протестов, а московской весны и лета — расслабленная, манящая и обманчивая, знакомая каждому, кто был молод в Москве. Душные вечера, прохладные ночи, броуновские хождения по бульварам, надежды и упования. И фильм получился не столько о политике, сколько об иллюзиях и страстях молодости:
«О беззаконьях, о грехах,
Бегах, погонях,
Нечаянностях впопыхах,
Локтях, ладонях».
Все герои фильма во что-то играют. Ксения-Мелюзина играет в смертную женщину, в любовь к смертному мужчине. Яшин примеряет игрушечную корону принца, лишь укрепляясь в своем болтливом простодушии.
Навальный играет в «Путина 2.0» — так его определяет Ксения. Удальцов играет в своего революционного деда. Белов-Поткин, с белобрысым ребенком на руках, репетирует роль фюрера.
Судя по нынешним откликам героев фильма, эта игра казалась им тогда увлекательнее, чем она выглядит на экране. «Та Зима была невероятной концентрацией благородства и человеческого достоинства, — говорит Ксения Собчак. — Но пленка не может зафиксировать это магическое состояние».
Я охотно верю, что участники протеста получали неописуемый кайф и фан. Но этот фан остался их личным делом.
И когда в фильме показаны полуголые танцы на барной стойке под крики «Я свободен» и «Россия без Путина», то понятно, что танец тут первичнее политического соуса. И когда Навальный и Удальцов водят протестующую публику по ночной Москве, то это мало отличается от обычных гуляний молодых людей в поисках новых знакомств и напитков.
В то время тусовка по поводу политики стала формой досуга, люди так отдыхали, а до этого отдыхали как-то еще, а после стали отдыхать по-другому — какая в принципе разница? Илья Яшин, оказываясь в Африке, наблюдает за жирафами и сравнивает их с протестующими: мол, точно так же разбегаются при появлении человека с дубинкой. Весело отдохнули на московских площадях, а теперь можно позажигать в ночном клубе на краю света, попутно обучая местных чернокожих непонятным для них словам «Россия без Путина».
Впрочем, Ксения Собчак — полномочный голос верхнего мира — уже в самом фильме говорит о незрелости движения. Но тогда многим думалось, что это болезнь роста, что наступит победа, которая всё осмыслит и оправдает задним числом, и над неловкими моментами можно будет вволю посмеяться, а никакой победы не случилось, и вот эта неловкость, эта игра молодых повес — всё, что осталось от того упоительного времени.
В самом деле, победы протеста на экране мы не увидели. Не увидели костров и палаток на Красной площади, снайперов в «Национале», трупов на Манежной, всесожжения где-нибудь в ЦУМе. Ничего этого не было. В фильме «Срок» переливаются радужные льдинки общественного безумия, которые так и не сложились в слово МАЙДАН.
И теперь, когда мы многое узнали на примере соседней страны, хочется пристальнее вглядеться в лица людей, интересующих авторов фильма еще меньше, чем протестная массовка: в лица омоновцев, сдерживающих толпу. Что стало бы с ними в случае победы Навального, Яшина, Удальцова? Одни из них погибли бы от предательской пули, другие пошли бы в каратели, третьи вступили бы в ополчение…
Нет, надо гнать прочь дымное наваждение! Снова лето в Москве, бульвары благоухают, модные кафе гремят предвоенной музыкой и глаза древесных фей обещают несметные сокровища смельчаку.
