В политическом лексиконе присутствуют разные слова — некоторые звучат пронзительно и звонко и манят нас в какую-то далекую прекрасную даль. Ты даже не понимаешь их смысл, но само их произнесение применительно к текущим событиям наполняет душу мощной мобилизующей энергией. Главное из таких слов — «революция», политические философы до сих пор ведут полемику о конкретном смысле данного понятия. И никак не могут прийти к одному выводу.
Вот как в детском стишке «А как скажешь халва, сразу станет сладко, сладко, сладко». Так и слово «революция» — не понимаешь, что это, но, как произнесешь его, настроение сразу приподнятое. Поэтому «революция» — это такая политическая «халва». О ней любят петь, слагать стихи, кто-то даже в поэтическом воображении вступает с ней в любовные отношения.
В слове «легитимность», увы, нет ничего от «халвы». Это слово никого не мобилизует, оно не захватывает умы, в «легитимность» никто не влюбляется и никто не посвящает ей томные романсы.
Вот и сегодня, когда радио и телевидение говорят о Викторе Януковиче как о «легитимном президенте», блогеры разных политических ориентаций предпочитают на все лады хохотать над юридической фикцией президента, который по закону, конечно, таковым остается, но, что называется, тем хуже для закона.
Сам этот упор отечественной пропаганды на понятии «легитимности» воспринимается часто с некоторой иронией — будто речь идет о претензии обманутого мужа на любовь со стороны давно ушедшей от него законной жены. И действительно, говорят критики, революция перечеркнула всякую легитимность старого режима, примерно так же, как революция Французская перечеркнула легитимность монархии Бурбонов.
Пример с Французской революцией, кстати, не слишком выгоден для врагов всякой легитимности, поскольку, как известно, за революцией последовала реставрация — легитимные Бурбоны вернулись на королевский трон еще на 15 лет. Но отвлечемся от этого не столь важного для нас сейчас обстоятельства. Существенно другое: все прежние революции разрушали монархическую или же харизматическую легитимность во имя какой-то другой, чаще всего — демократической. Устраняли монархов и диктаторов во имя всенародно избранных лидеров.
Виктор Янукович был, как мы все понимаем, не лучшим президентом для своей страны, но ему оставалось продолжать быть таковым не более года, а по соглашению 21 февраля — еще меньше. В стране не то что не было государственной цензуры, а было всё совсем наоборот: практически все телеканалы были куплены олигархами, и они были настроены в пользу майдана и против президента. Свободно действовали политические партии, включая ту, которую возглавляла находящаяся в тюрьме Юлия Тимошенко. У Януковича почти не было шансов переизбраться на второй срок, а события ноября-декабря сузили его политические перспективы буквально до марта 2015 года.
Итак, революция смела хотя и плохой, но все-таки демократический режим. Причем сделала это при помощи вооруженного насилия. Согласно американскому законодательству, США не имеют права оказывать финансовую поддержку стране, в которой произошел военный переворот против демократически избранного правительства. На этом основании Обама приостановил помощь египетской хунте, которая возобновилась в начале 2014 года по настоянию, в частности, Израиля. По идее США не должны были бы обещать и помощь нынешнему киевскому режиму, утвердившемуся у власти благодаря вооруженным боевикам «Правого сектора».
Не должны были бы американцы и признавать будущие выборы 25 мая, которые назначены в противоречии с согласованным решением Януковича, оппозиции и послов европейских стран провести таковые выборы в декабре 2014 года. Но опять же вернемся к произносимому сегодня с такой горчинкой безнадежности термину «легитимность».
Если свергают «легитимное» — не со старой монархической, а с самой современной демократической точки зрения — правительство, причем с использованием силы, что это означает? Это не означает ничего другого, как то, что праву противопоставляется чистая сила — иными словами, побеждает самая простая «легитимность», которая по-русски легко переводится поговоркой «Кто сильный, тот и прав». Или «Кто смел, тот и съел». Или, по слову баснописца, «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать».
Никакое чувство морального превосходство над коррумпированным режимом не требовало за год до очевидно провальных для этого режима выборов кидать бутылки с зажигательной смесью в представителей правопорядка и тем более избивать до смерти офисных работников в Партии регионов. Никакая, прости Господи, евроинтеграция никуда не уплывала навсегда от ее преданных сторонников. Чем же объяснялся этот всплеск насилия?
Да просто стремлением уничтожить под революционный шумок одну неприятную для многих идентичность — а именно русско-украинскую, то есть просто лишить слова сторонников иной цивилизационной ориентации, кто просто фактом своего существования тянул Украину на восток, в объятия России. Нужно было объявить, что этих людей нет, точнее, они, может быть, и есть, но их слово ничего не значит, поскольку они несут на себе историческую вину — вину за режим Януковича, за Голодомор, за ордынское иго, еще за что-нибудь. Что настоящий украинец — это только тот человек, кто голосует за майдан и его руководителей. А те, кто этого не делает, — изменники, враги и «пятая колонна».
Александр Благословенный понимал, что правовой порядок и революция несовместимы. И он хотел создать праведный мир, где конституции даровали бы своим подданным законные монархи. Такая гармония интересов оказалась утопией. Но тем не менее он был прав в том, что революция представляет собой власть силы над правом. Но если сила уничтожает выбранную власть, власть, законную с демократической точки зрения, то перед нами не просто какая-то более чистая демократия, перед нами — режим тоталитарного насилия. Его цель — не диктатура одного лица (ни один из представителей киевской власти не обладает чертами харизматика), его цель — очищение Украины от опасной для ее европейского разворота идентичности. Каким образом будет происходить это очищение — это уже вопрос метода. Цель довольно ясна.
И поэтому призываю всех пишущих на тему легитимности экспертов, блогеров и журналистов отнестись к горьковатому на вкус слову «легитимность» с чуть большим уважением — ну хотя бы как к не слишком аппетитной, но весьма полезной микстуре. Халва — она, конечно, приятна для языка, но она не лечит лихорадку. А бьющейся в революционных конвульсиях Украине самое время принимать хинин.
