Все тайное становится явным. Вот заварили вы кашу, выплеснули ее в окно (а интернет — окно в мир, это все знают), а она возьми и свались соседу на шляпу. А что делает сосед в таком случае? Ничего хорошего он не делает. Идет разбираться. Жалуется маме. А то и пишет ябеду в прокуратуру.
Вот что-то в этом роде и случилось недавно с двумя сетевыми писательницами — Светланой Викарий из поселка Калужский и литературной дамой с псевдонимом Таэль Рикке из города Смоленска.
При этом со Светланой Викарий история случилась неприятная, но понятная и, в общем, анекдотическая, а вот с Таэль Рикке совсем не такая уж простая.
Светлана специально переехала в Калужский для того, чтобы написать литературное произведение о гибели деревенской России. Написала. Разместила на портале «Проза.ру». Не знаю, что там насчет смерти деревни, но писано в повести в основном о жизни деревенских соседей. Светлана воображение особенно не горячила, воспользовалась местным материалом. Героев своих недооценила, решив, что чумазые в интернете сидеть не могут, и потому набросала узнаваемые портреты и использовала подлинные житейские истории. Деревенский мир возмутился и писательницу из поселка выгнал. Была даже драка. Деревенский мир, конечно, оглушительно неправ — он у нас всегда неправ. Хотя, должна заметить, я знаю нескольких столичных литераторов, которые за образами своих героев тоже в страну фантазии далеко не ходили и художественно изобразили личное литературное и дружеское окружение — так обратно, знаете ли, не обошлись без неприятностей. Конечно, по харе валенком не получали, но неврастенические пощечины в фуршетном зале имели место быть.
Так что ситуация со Светланой Викарий — совершенно в духе литературной традиции.
А вот в скандале с Таэль Рикке нет ничего традиционного. Девица Виктория Абзалова работала помощником прокурора Смоленской области и в свободное время писала рассказы и повести в стиле фэнтези, размещала их в сети под псевдонимом Таэль Рикке. Вскоре на Викторию пришла анонимку в прокуратуру, будто бы пишет она ужасные порнографические рассказы, в которых воспевается однополая любовь меж мужчиной и мужчиной, а также имеются сцены насилия. Почитала я эти рассказы — конечно, жеребятина жеребятиной, но по всему получалось, что Таэль наша Рикке типичный графоманистый слэшер. Печальная графоманица. И вот тут мне стало страшно — всех слэшеров в тюрьму не пересажаешь. Их, извините, много. В общем, намечался в Смоленске пренеприятный прецедент. И дело всё еще не кончено, всё еще на весах — Виктория, правда, уже свидетель, а не обвиняемый, ибо доказать, что именно она писала скверные рассказы, совершенно невозможно, но в экспертиза от «Лиги безопасного интернета» говорится, что указанная порнография угрожает самому институту семьи.
И пусть автор не найден, и пусть это не рассказы Таэль Рикке, а рассказы, скажем, Рикки-Тикки-Тави — всё равно над фанфикерами нависла туча. А ведь нет среди того нового, что принес в нашу жизнь интернет, ничего более любопытного и показательного, чем феномен фанфикшена (от англ. fun fiction) и феномен дамского слэша (от англ. slash).
Потому что это как раз и есть настоящая история про то, как всё тайное становится явным. 15 лет тому назад, когда Рунет был во младенчестве, а в расцвете находился «Народный архив» (новизна которого была в том, что архив принимал на хранение все дневники, записные книжки, тетрадки со случайными заметками; в общем, любую бумажку от любого желающего), учредители «Народного» говорили о том, что вот если бы люди могли читать дневники друг друга, мир бы в одночасье изменился. Я помню огонь и пафос этого заседания: подумайте только, говорили взволнованные ученые, представьте себе, что перед вашим внутренним взором как бы открываются все тумбочки и письменные столы во всех квартирах, и тайные дневники, эти великолепные человеческие документы, оказываются доступны. Люди наконец-то научились бы понимать друг друга! Стремительно менялся мир, тумбочки и письменные столы распахнулись, дневники выложились в Сеть. Много мы друг про друга поняли?
Вот тот же фанфикшен, это своего рода гнездовье откровенных дневников, торжество «новой искренности». Называют его литературным феноменом начала ХХI века, а также разновидностью постфольклора, а также новым видом самодеятельной культуры, внешне схожим с литературой. Собственно говоря, фанфикшен — это сосредоточие тайных желаний пишущего, и определяется он так: самодеятельное продолжение полюбившейся литературной или кинематографической истории или кружение вокруг этой истории. Фанфикер обычно переписывает чужую вселенную, добавляя в нее перца, и создает народную, ядреную версию авторского мира. И вот перед нами гигантский корпус народных текстов, «написанный на всех языках мира людьми всех возрастов и профессий». В основном, знаете ли, женщинами. И большая часть фанфиков — это именно перец и милое непотребство; эротические тексты, полные фривольных подробностей, невозможных в книжке солидной обыкновенной. И так этих фанфиков стало много, что пошли они в печать. Роман «50 оттенков серого» напечатан тиражом в 25 млн экземпляров; авторша, 40-летняя домохозяйка Эрика Леонард, признана самым высокооплачиваемым писателем мира по версии Forbes; а книжка эта — скабрезный фанфик по «Сумеркам» Стефани Майер, и содержание текста — история любви увлеченного садомазохизмом миллиардера и его невинной кроткой секретарши. И разве ж на одних оттенках остановились? По тем же «Сумеркам» уже написаны и опубликованы десятки, и все эти дерзкие книжки мастерят толстые дамы средних лет, и все-то у них обязательно наручники, красная комната боли, бледная девственница и мужчина-чудовище (но влюбляется, крепко влюбляется, каналья).
И культурологи всего мира не могут понять, почему вся эта ахинея имеет столь оглушительный и халявный успех; но еще в больший тупик ставит тех же культурологов феномен слэша. А слэш — это такие фанфики, «в которых описываются романтические или сексуальные отношения между персонажами одного пола, обычно мужского, при этом в канонических произведениях эти герои не гомосексуальны». Литературное садомазо зрелых матрон смыкается с подростковыми стыдными грезами; американцы элегантно называют всю эту бодягу «бунтом 40-летних мамочек, наконец открывших правду о своих сексуальных фантазиях». Женщина средних лет возвращается к отроческой растерянности: взрослеть страшно и стареть страшно. Вот, значит, изживание страха. А для девиц притягательность слэша заключается в том, что девы как бы «вымывают» из литературной пары пол. Они описывают любовь не мужчины и мужчины, а как бы просто — человека и человека.
И вся эта многотысячная армия добродетельных матрон, печалящихся об утекании жизни, и девиц, боящихся мужского равнодушия, нуждается в понимании — мы выставили на общий суд свои дневники или читаем их. Так что куда уж нас обижать, зачем экспертизу «Лиги безопасного интернета» заказывать, какая от нас опасность институту семьи? Помилуйте, мы о своем. О девичьем.
