Начо Дуато лишил Шекспира трагедии
Михайловский балет представил очередную, пятую по счету, премьеру своего художественного руководителя Начо Дуато. «Ромео и Джульетта» — балет для хореографа не новый, он ставил его (в уменьшенном по сравнению с Петербургом масштабе), когда работал в Национальном балете Испании. Для отечественной публики такой «Ромео» определенно в новинку. Уж очень не похожe эта трактовка Шекспира и Прокофьева на привычные россиянам интерпретации.
Медь не ревет, дерево не визжит, струнные не рыдают, Ромео с Джульеттой не рвут страсть в клочки — даром что темпераментные итальянцы, а не малокровные северяне, да и Монтекки с Капулетти сосуществуют вполне мирно, без зубовного скрежета. Сергей Cергеевич Прокофьев, наверное, был бы доволен этой постановкой, насколько вообще композитор может быть доволен прочтением своей музыки. По свидетельству современников, он не хотел могучих полотен, с болью душевной позволял жирнить оркестровку и злоупотреблять фортиссимо.
Нельзя сказать, что трагические всплески в спектакле михайловцев отсутствуют, но они весьма деликатны и проходят в основном по ведомству художников Ангелины Аглачич (костюмы), Джафара Чалаби (сценография) и Брэда Филдса (свет). Постоянные cоавторы Дуато пестуют каждую подобную деталь — будь-то молнией блеснувший клинок Тибальда, грозно взметнувшийся плащ отца Капулетти или живописно скрещенные траурные стяги. Есть еще истошный крик кормилицы, обнаружившей беспробудно спящую подопечную, и две вскинутых руки — оживающей Джульетты и умирающего Ромео. Вот, наверное, и все печали, найденные авторами в самой печальной повести на свете.
Трагедийный пафос некоторых хрестоматийных постановок Дуато со товарищи (к названным добавим Михаила Татарникова во главе быстро прогрессирующего михайловского оркестра) не то что бы считают моветоном и брезгливо отвергают, а словно вообще не замечают. В их собственной системе координат правят красота, элегантность, гармония и вкус, а упомянутые прорывы к трагедии лишь оттеняют незыблемость заявленных устоев. В этом балете герои живут на одном дыхании и умирают без натуги, хотя смертей у Дуато больше, чем у коллег: невинной жертвой, например, становится павший от руки Ромео Парис.
Веронский народ весело проводит время в танцах и карнавалах, порой ссорится и колет друг друга кинжалами, что, впрочем, не нарушает расслабленно-умиротворенной атмосферы. Труппа — хвала педагогике Дуато и трудолюбию танцовщиков — держится легко и естественно, под стать предложенной концепции. Ни зажатости, ни проглоченных аршинов — чистое удовольствие для себя и публики. Наташа Осипова вносит в льющийся танец толику личной порывистости, и уже понятно, что михайловская Джульетта будет одной из лучших ее ролей. Леонид Сарафанов (Ромео) идеальной вписанностью в стиль подтверждает, что наконец-то нашел своего хореографа.
Еще один анонсированный Ромео, международная звезда и любимец публики Иван Васильев, выступил лишь в одном спектакле из двух запланированных. Накануне второго к залу вышел гендиректор театра Владимир Кехман, объявил, что артист плохо себя чувствует и танцевать будет Сарафанов. Многочисленным поклонникам Ивана можно посочувствовать, танцовщику — пожелать скорейшего выздоровления и задним числом признать справедливость случившегося. Что греха таить, неистовый Васильев, сделавший себе репутацию в героических балетах, и эстетские сочинения Дуато — вещи мало совместимые.
