«Иван Грозный» не вынес актерского послушания
Большой театр возобновил «Ивана Грозного» Юрия Григоровича. Судя по этой постановке, лучшие времена этого балета давно миновали.
Юрию Григоровичу в жизни везло. Посчастливилось встретиться с Симоном Вирсаладзе, великим художником сцены, чьи сценографические открытия направляли ход пластической мысли балетмейстера. Повезло с артистами. «Каменный цветок», «Легенда о любви», «Спартак», «Иван Грозный» неотделимы от имен Осипенко, Сизовой, Колпаковой, Васильева, Лиепы, Акимова, Плисецкой, Бессмертновой... Личности титанов русского балета соответствовали масштабам поставленных задач. Спектакли Григоровича рождались в сотворчестве с танцующими актерами, на его спектаклях выросла целая замечательная плеяда истинных звезд. Но больше всего Григоровичу повезло со временем.
1975 год, середина застоя, не самая благоприятная пора для свободных высказываний. Энергия сопротивления — мощная сила, захватывающая целиком, вплоть до подсознательных импульсов. Так появился «Иван Грозный», балет о том, что жить мучительно и страшно. Путь героя — нескончаемая борьба. То с набегами татар, с заговорами бояр, то с самим собой.
Тело танцора вынуждено свиваться и корчиться, гнуться к земле под гнетом невыносимых испытаний. Или, наоборот, преодолевать вихревые воздушные потоки в каскадах силовых прыжков и вращений. Станцевать такое — нечеловеческий подвиг. Первый исполнитель роли Ивана Грозного Юрий Владимиров, а вслед за ним Владимир Васильев, Александр Годунов, Михаил Лавровский, Юрий Васюченко эти подвиги совершали, поднимаясь к высотам трагедии.
Нынешний исполнитель Павел Дмитриченко физической силой не обделен — и прыгает пристойно, и вертится неплохо, и с психологически нагруженными движениями вполне справляется. Но все же, скорее, изображает образ грозного царя, а не проживает его судьбу, стараясь держаться от дикого нрава на безопасном расстоянии.
Новый Курбский, Юрий Баранов, сложную партию одолел. Но стоит мысленно спроецировать на сцену облик страстного Бориса Акимова — и становится ясно, что танцевального послушания балеты Григоровича не выносят. Молодые танцуют бунт с холодным носом. Может, потому, что не знают, что такое настоящий протест?
Сегодня трудно представить, почему Григоровичу запрещали трагический финал «Лебединого озера», а «Ивану Грозному», чтобы выйти к публике, требовалась поддержка Улановой и Шостаковича. Каждодневный прессинг советской идеологии не мог не сказаться на творчестве хореографа. Не от того ли кордебалетные массы даже в «Иване Грозном» напоминают участников парадов и демонстраций? Гордо воздетые руки, победительные шпагаты, одна команда — налево, другая — направо.
Лики смерти с косами — из детских страшилок. Вестники свободы — из «Пионерской зорьки». Монголо-татары, гарцующие на полусогнутых, — с раскадровки рисованного фильма. Сейчас такое нелепое сходство особенно заметно. И даже в самой пронзительной сцене спектакля, ухода отравленной царицы Анастасии в мир иной, не перехватывает дух, как раньше. Анна Никулина в этой партии мила, поэтична и равнодушна — ни боли, ни сострадания.
«Иван Грозный», возрожденный в Большом, уже не тот. Тем не менее все равно производит впечатление. Музыка Прокофьева затягивает в звуковые пучины. Величественные картины Вирсаладзе дышат древностью. Сквозь стертую позолоту, словно сквозь слои памяти, проглядывают лики святых. Мгновение — и видение исчезает за черной пеленой. Ради премьеры в мастерских Большого театра живописные декорации «Грозного» расписали заново. Непростительно и стыдно, что за год до этого сгубили еще один безусловный шедевр Вирсаладзе, заменив философскую сценографию «Спящей красавицы» на гламур итальянца Эцио Фриджерио.