Приобщение к балету можно начать с моей «Дамы с камелиями»
9 ноября на сцене Михайловского театра состоится гала-концерт «Ноймайер без границ» с участием солистов лучших трупп мира. Мероприятие в рамках фестиваля «Дягилев. Постскриптум» приурочено к 40-летию пребывания Джона Ноймайера на посту руководителя Гамбургского балета. С легендарным хореографом встретилась корреспондент «Известий».
— 40 лет у руля большого коллектива — немалый срок. Нет ли у вас усталости и желания передать труппу преемнику?
— Нет, усталости я не чувствую — напротив, ощущаю прилив энергии и желание работать. А руководство труппой для меня лучший способ реализовать этот креативный посыл.
— Тем не менее в юбилейный сезон вы отказались от традиции ежегодно радовать поклонников собственной премьерой. Главной постановкой сезона станет давний балет Джона Кранко «Онегин».
— Это не отказ от традиции и не желание отдохнуть от постановочного труда, как может показаться на первый взгляд. «Онегин» в Гамбургском балете — продуманный ход, уместный именно в юбилейный сезон, своего рода концептуальная ретроспекция. Этой постановкой я хочу напомнить о том, с чем я пришел в Гамбургский балет, с чего начиналась нынешняя труппа. Джон Кранко поставил «Онегина» для Штутгартского балета, я танцевал премьеру и уже тогда понял, насколько близки мне творческие установки Джона, его способ работы с литературным оригиналом — я бы назвал его игрой с автором и его персонажами. То, что я делал впоследствии, могло отличаться и выбором материала, и балетмейстерскими подходами, но в основе моей привязанности к балетной интерпретации литературы лежит любовь к тому, что создал в этой сфере Джон Кранко.
— Помнится, в прошлый свой приезд в Москву вы говорили, что, возможно, обратитесь к «Анне Карениной».
— Пока это желание не стало очень явным и не начало меня преследовать, а обычно я приступаю к постановке только в этом экстремальном случае. Но могу сказать, что с «Анной Карениной» связано одно из моих самых сильных впечатлений последнего времени. Речь идет об одноименном фильме с Кирой Найтли в главной роли, я посмотрел его в Лондоне (режиссер Джо Райт, в российском прокате с января 2013 года. — «Известия»). Этот фильм частично решен как театральная постановка — ход для кинематографа необычный и, мне кажется, перспективный.
— Ваша любовь к Вацлаву Нижинскому общеизвестна. А с кем еще из великих артистов вы ощущаете внутреннее родство?
— Главной фигурой для меня, безусловно, остается Нижинский, это неисчерпаемый источник вдохновения... Но я также подпитываюсь энергией из многих других источников, разумеется, не только балетных. Из персонажей отдаленного прошлого я бы назвал Элеонору Дузе. Эта уникальная актриса обладала мощным даром умирать в своем персонаже, полностью отказываться от своего «я» ради характера героя. В отличие, скажем, от другой великой француженки — Сары Бернар, которая, как мне думается, на сцене всегда оставалась самой собой. Огромное влияние оказала на меня Галина Уланова, я не ставил для нее балетов, но был ее другом. Могу назвать Наталью Макарову, Рудольфа Нуреева, с ними мне посчастливилось работать.
— Джордж Баланчин говорил: «После меня мои балеты умрут». Как думаете, что будет с вашими балетами?
— Не знаю. Правда, не знаю. Наверное, что-то останется. Мои балеты ведь идут в разных труппах мира и там уже живут своей жизнью. Если сохраняется не только структура, но и то, что можно назвать душой постановки, балет не умрет. Не ушли ведь с кончиной Пины Бауш ее «Кафе Мюллер» и «Весна священная».
— Дайте совет человеку, решившему приобщиться к балету. С чего ему начать знакомство с вашим репертуаром, что в первую очередь посмотреть из мировой классики?
— Очень сложный вопрос, но попробую ответить. Из моих балетов это, наверное, «Дама с камелиями», «Сон в летнюю ночь», «Страсти по Матфею», «Нижинский». Из мировой классики — «Серенада» Джорджа Баланчина, «Танцы на вечеринке» Джерома Роббинса, «Спящая красавица».
