Капитан Арктика спасает Константинопыль
Роман «Машинка и Велик» загадочного писателя-невидимки Натана Дубовицкого вышел отдельным изданием. После дебютного романа «Околоноля» среди возможных авторов, скрывающихся за псевдонимом «Дубовицкий», называли и Виктора Пелевина, и Вячеслава Курицына, но чаще всего высокопоставленного политического деятеля Владислава Суркова. Утвердиться в последнем мнении и сейчас нетрудно. Автор «Машинки...» каждой строкой демонстрирует государственное мышление, и весьма своеобразное.
«Машинка и Велик» подаются как «эпос о современной России и окружающем ее пространстве». Современную Россию предложено видеть так. Снизу — город Константинопыль, промышленный гигант, где добывают неизвестно для чего нужную «секретную пыль». Вокруг — прекрасные русские пейзажи и не всегда достойный их народ:
— Лихой наш человек и в воровстве своем, как и в богоискательстве, доходит до края, до самой сути, до самозабвения, до отчаяния, — констатирует автор.
А над Константинопылем — великий Капитан Арктика, «один из семи старших ангелов, посланных на Землю Богом». Вместе с другими «воинами Света» он дозором обходит свои владения на «гигантском парусном ледоколе», чтобы обеспечить порядок и справедливость. То есть, «опрятное малобюджетное будущее небольшим нетщеславным людям», уточняет автор.
Иногда «воины Света» могут спасти кого-то сверхурочно. Например, погибших моряков подлодки «Курск». Да и в Константинопыле тоже водятся самые разнообразные претенденты на благодеяние.
Представитель сословия силовиков — бывший майор Евгений Человечников страдает от неразделенной любви. Лейтенант Подколесин грезит о новой шинели. Местный «богатейший негоциант» Кривцов живет тяжело, как и все успешные на Руси люди. Его дочка Маша, или «Машинка», дружит с необычным мальчиком по имени Велимир, или «Велик». Есть еще заезжие столичные наемные убийцы, гомосексуалисты Щуп и Бур: о них известно, что они собирались на Болотную площадь, ругают «жуликов и воров», а, значит, символизируют «креативный класс».
Но труднее всех не тому, кому плохо, а тому, кому скучно. Вот, например, Маргарита, подросшее дитя первых «новых русских», воспитывалась на острове Сардиния в полном достатке. Но ее почему-то всегда тянуло к людям, которые в романе с обычной витиеватостью, именуются «денатуралами, аномалами, маргиналами, бесстрашными краеведами, разведывающими темные области на краю реальности».
Что делать с этой тягой, непонятно ни Маргарите, ни Натану Дубовицкому. Не вписывается она и в предложенную в романе «патерналистскую» идеологию. За всех «фриков-аномалов» здесь отвечает ученый Глеб Дублин. Этот замечательный человек «в двадцать пять лет стал видным математиком, гордостью академического Института нетривиальных структур», но тем не менее отличается странными наклонностями — «уставится, бывало, в тарелку, и начинает моделировать про себя то гиперкотлету, то гиперкартошку».
В небольшом отступлении автор вспоминает, как и сам пробовал общаться с кем-то таким, «изрядно-маргинальным», но запомнил только «бледные пятна, с которыми выпивали и закусывали». Стоит ли удивляться, что на это «бледное пятно» навешиваются все сюжетные нестыковки.
Дублин в результате оказывается алкоголиком, неспособным уследить за 10-летним сыном, вышеупомянутым Великом, которого похищает то ли педофил, то ли кто-то другой, не слишком четко прописанный. Потом пропадает и Машинка. Заодно с героями под откос пускается идея прогресса, а на ее месте утверждается доктрина «спасения через веру», безупречным воплощением коей является, понятное дело, Капитан Арктика.
Зато у Маргариты, которая к этому времени не только вернулась на родину, но и стала следователем, появляется занятие — она отправляется на поиски детей. Обещанная эпопея, казалось бы, раскручивается в детектив, но Маргарите не суждено почувствовать себя Клариссой Старлинг. Потому что по-настоящему разруливать ситуации в Константинопыле может только Капитан, «мореход и мастер церемоний, шпион и миллиардер, иллюзионист и филантроп, и экстрасенс-целитель», которым восхищаются и мужчины, и женщины. В общем, воплощение власти во всем ее мистическом блеске. Кто у него в прототипах, догадайтесь с трех раз.
Первые главы романа были опубликованы в журнале «Русский пионер» еще в 2010 году, тогда же всем желающим было предложено присылать в редакцию свои варианты продолжения. Лучшие фрагменты обещали добавить в текст, а имена их авторов поставить на обложку. Однако, состоялся ли заявленный «wikiроман», так и осталось неясно: на переплете указано только одно имя — Натан Дубовицкий. А в соавторы приглашены скорее классики: цитаты из Пушкина и Гребенщикова перемежаются с постмодернистскими приветами Достоевскому и Булгакову.
Текст, действительно, забит, что называется, под завязку: разрозненные эпизоды, лирические отступления и бесконечные перечисления. Но не эти постмодернистские шалости главный его грех. Книга выпадает из рук каждый раз, когда мистика из литературы переливается в политику. Да еще с постоянным поминанием «боха», который здесь пишется через букву «х». Впрочем, если это заготовки для манифеста государственной мифологии, то понятно, почему так плохо читается: произведения соцреализма, помнится, тоже не были пляжным чтивом.
