В общественном сознании есть «деревенский миф», но нет реального образа современной деревни. Сельская жизнь отодвинута на периферию государственного и гражданского интереса, и обстоятельство это довольно трудно объяснить. Хотя бы, например, потому, что 37% депутатов Государственной думы родились в деревнях и поселках. Великое, казалось бы, представительство у сельской общины в органах власти, однако деревни будто в стране и нет. Аграрная политика — есть, а сельского уклада и сельского жителя — нету. Как если б не хотели вспоминать государственные люди о прошлом — да, вышли из деревни, но именно что вышли, вырвались.
А сельская жизнь между тем меняется, приходят новые герои и новые люди. Другой стала физиология деревни. Появляются новые источники информации — деревенские блоги и сайты поселений. Вот беглый обзор этих самых блогов и сайтов я и хотела бы сделать — конечно, полная картина деревенской жизни никак не составится, но кое-что новое можно узнать.
Сельский мир трудно поддается сословному слоению, разве что задержалась в памяти триада «кулак-середняк-бедняк».
Сейчас появилось несколько новых сословно-профессиональных типов. Каждый из них получил свежее название. Вместо «кулака» теперь в ходу «цапок». Понятно, из какой станицы «цапок» выпрыгнул, но выпрыгнул уже нарицательным словцом. «Кулак» — термин старомодный; да и по самому звучанию слова «кулак» получается фигурой статичной. Собирает земли, держит, сжимает, зажимает. А «цапок» — динамическая штучка, он «цапает» деревню. Это тип сельского рейдера. Но «цапками» начали называть и людей совершенно некриминального толка. Главная причина популярности слова — в его очевидной смысловой силе, внутренней энергии. И если пишут, скажем, о директоре агрохолдинга, скупившего сельские окрестности, что он «зацапал» деревенские покосы, то и его обзовут «цапком».
Среди многочисленных описаний столкновения общины с властью, среди «лукавейших узоров общественной деятельности в невероятной обстановке деревенских сатрапий», я нашла еще два новых определения, описывающих узнаваемые и распространенные социальные характеры.
Встретился мне рассказ о «местном князьке по кличке Долька». Небольшого ранга, но крепко сидящий на земле земский чиновник. Понятный и нестрашный человек — в самом прозвище звучит насмешливое понимание. Кликуху Долька получил по своей манере всякому, кто приходил за разрешением на ту или иную работу, затею, бизнес (неважно что), тотчас кричать: «Я в доле!» Ну это же прелесть что такое. Так и видишь этого Дольку — с его торопливой, почти дружественной жадностью.
А еще я нашла несколько рассказов о «людях в белом». Вернее, в одном случае героя (речь также шла о местных чиновниках-управленцах) обозвали «пришельцем», в другом — «человеком в ослепительно-белом костюме», а в третьем — «барином-недотыкомкой». Так что единого удачного слова еще нет, а характер есть, и человеческий тип тоже узнаваемый и понятный. Речь идет о чиновнике, совершенно будто бы нездешнем, который ведет себя так, словно его случайным ветром с Багам в Зажопинск принесло.
Вот самый показательный пример: в деревне вышел из строя водопровод. Совсем. Жители поняли, что рассчитывать на администрацию бессмысленно, и взялись за дело «всем миром». Наняли трактор. И когда первая канава была выкопана, произошло удивительное событие. Автор рассказа вдруг слышит крик и гам на «месте работ». Подбегает — и видит возле канавы чудесного человека в ослепительно-белом костюме и ослепительно-белых туфлях. Чудесный человек орет как резаный и требует канаву закопать. Отчего? Водопровод самим строить незаконно? Так вроде спросили разрешения... Все проще — человека в белом не интересует глупый водопровод. Это замглавы района, который собирается баллотироваться в депутаты и приехал на встречу с избирателями, благодарными поселянами. И НЕ МОЖЕТ ПРОЕХАТЬ, потому что неблагодарные благодарные поселяне вырыли какую-то яму.
Это, разумеется, антигерои, но есть и новые герои. Например, БВН и деревенский жж-батюшка. Жж-батюшки — вообще что-то особенное. Деревенские священники — великие бытописатели современной сельской жизни. Даже нравоописатели. Вот типический пример батюшкиного поста: «Приходит в храм женщина и говорит: «А можно святую воду в банку из-под компота наливать?» Я: «Можно». «А можно святой водой водку запивать?» Я (закипая): «Если вам так угодно». «А можно на святой воде компот варить и им водку запивать?» Я (не сдержавшись): «А идите-ка вы вон». А вечером матушка мне разнос устроила: «Это жена нашего полицейского, и она хорошая». Оказывается, широко среди местных женщин распространено поверье, что если тайно давать мужу запивать водку святой водой, то муж меньше станет пить. А полицейский привык запивать водку компотом, и только компотом. И стало мне стыдно — действительно проблема же у женщины». Ну как мы бы узнали о тайной, внутренней жизни села, если б не батюшки?
Деревенский священник — важная в современном сельском мире фигура. Деревня «начинает жить», если в ней строится церковь. Конечно, все села разные, и храмы разные — где находится щедрая спонсорская помощь, а где батюшка сам кирпичи таскает, а матушка картошку копает, но всегда ведь есть помощь прихода, а любое совместное действие общины чрезвычайно много значит для оживления деревни.
Деревня «замирает», когда люди перестают интересоваться друг другом. Александр Егоров, директор молокозавода «Нетребский», однажды рассказал мне, почему решил поднимать свое поселение. Он работал в поезде «Россия», который Москва–Владик. Работал в 1990-е годы. Чего только не видел. И однажды, приехав в отпуск, сказал матери: «Я видел эту жизнь без прикрас!» А она ответила: «Что ты, сынок, ты так интересно живешь! Это мы тут видим жизнь без прикрас». «И я понял, — говорил мне Егоров, — она ведь права. В деревне жизнь голая, не украшенная ничем. Людям скучно друг с другом — не перед кем фасон держать. И тут главное — разбудить силу ревности, интереса, конкуренции. И одновременно — силу общности. Короче, найти деревне совместное дело. Можно хоть спортзал строить, хоть туристов зазывать». Вот как раз Егоров — БВН, человек, «которому больше всех надо». Тоже — новый тип. Это энтузиасты. Раздражают иной раз односельчан до зубовного скрежета. И что ж вы думали — деревни и оживают.
