Один из самых распространенных видов современного отхожего промысла — работа охранником

Среди знаменательных дат, отмечаемых под эгидой ООН, имеются памятные дни самые что ни на есть милые. 2 февраля, например, был международный День водно-болотных угодий (а мы и не отметили, впустую прошел), а 1 марта будет всемирный День кошек. А вот  на выходные (на второе воскресенье февраля) приходится праздник уже полузабытый — День хобо.

Хобо — странствующий рабочий, сезонник — самая яркая фигура времен Великой депрессии в Америке. В определенном смысле — лицо Великой депрессии. Хобо ни в коем случае не безработный бродяга. Он именно что рабочий, бредущий по дорогам в поисках заработка, — совсем другая история и интонация.

Как он выглядел? Скажем, году в тридцать втором или тридцать третьем? На плече у него торба, часто сшитая из армейского одеяла (зато теперь у сладчайшего модного дома Hermes есть линия женских сумок «Хобо»). Одет либо с подчеркнутой опрятностью (в залоснившуюся офисную пару, сохраняемую в приличном состоянии из последних сил) — это если наш хобо из «белых воротничков» и пытается в каждом новом городе найти место, «соответствующее его социальному статусу»; либо уж в рабочие брезентовые брюки. Штаны эти еще не джинсы, или уже не джинсы, или вообще не джинсы — в Советском Союзе пижоны  почему-то называли их «техасами».
Путешествует хобо (чаще всего) вовсе не пешком, а зайцем в товарном вагоне. Америка начала XX века — еще железнодорожная страна. У хобо есть свой язык — устный и письменный. Хобо-знаки, или хобо-иероглифы, — самое романтичное, что есть в этой субкультуре. Потом из этих знаков выросли граффити. А покуда на дворе тридцать второй год, подъезжает наш хобо к вокзалу какого-нибудь затерянного в кукурузных полях Смитвилля, а там на угольном баке белым мелом целое ему письмо. Квадратик и четыре закорючки, что на хобо-языке значит: «Даже не останавливайся. Не город, а полный отстой». Ну или в другой интерпретации: «Здесь работы нет».

Монти Холм, бывший хобо,  в своих мемуарах писал о том, какие изощренные толкователи знаков встречались ему. Так, весьма лаконичный символ на заборе, означающий предупреждение (наши герои оставляли друг другу подсказки — «Здесь кормят», «Отсюда гонят» и пр.), послужил причиной многочасового спора двух опытных скитальцев. Один утверждал, что символ означает: «У этого толстопузого ублюдка есть ружье», а другой утверждал, что читать надо так: «Тут живут толстосумы, и у них есть оружие».

Почему культура хобо до сих пор так волнует? Численность этой великой армии странствующих безвинных неудачников в разные годы достигала пятнадцати миллионов человек. Многие из них были семейные люди, питающие надежды найти работу и перевезти семью на новое место. Пятнадцать миллионов  бродят по стране в поисках не лучшей доли, а просто доли, места —  это не может не будоражить воображение.

Перед нами поколение, не делавшее выбора, объединенное общей бедой и общей бездомностью, перевернувшее внутреннюю жизнь Америки. А внутреннюю жизнь Америки трудно перевернуть — хотя бы потому, что в США (в отличие от России) индивидуальная   трудовая миграция дело привычное и имеет почтенные традиции. Необходимость  переехать в другой город ради новой работы мало кого пугает. Хоть в глубь Америки, хоть вдаль, хоть поперек. Средний американец меняет место жительства 2,7 раза. За жизнь, естественно. Средний россиянин — 0,23 раза.  Дроби в таком «бытийном» контексте выглядят глуповато, но смысл понятен: житель США переезжает в среднем три раза: родительский дом — университетский кампус —  свой семейный дом.  А мы все больше  сидим на своих шестнадцати аршинах и с места не двигаемся.  И трудовая миграция у нас исключительно в одну сторону: из периферии в центр.

Это я к тому,  что трудно удержаться от праздного раздумья — а случись так, что финансовый апокалипсис все-таки грянет, каковы будут хобо нового времени? Скажем, у нас? Тем более что Международный валютный фонд уже пугает-пугает: Кристин Лагард, глава фонда, заявила недавно, что мировая экономика «демонстрирует тенденции, характерные для кризиса 30-х годов прошлого столетия — Великой депрессии. И нет ни одной локальной экономики, которая имела бы иммунитет к кризису».

Итак,  русский хобо — кто он может быть? И есть ли исторические аналогии? В словаре отыщется много синонимов слова «бродяга». Странник, скиталец, христорадник, калика перехожая, босяк, черезсословица. В 70-е годы прошлого века появились новые важные определения — бич и старатель (это уже ближе к нашему герою, но все же хобо не бич. Он человек — не столько опустившийся, сколько пустившийся в тяжкий путь во имя возвращения «приличной жизни». «Недостижимая правда дороги» его не тянет. Он не свободен от обязательств). Наконец, в последние годы в России главенствует единственное определение человека, лишившегося «места», — бомж. Но хобо — не бомж.  Он лишился не определенного места жительства, а рабочего места.

И тут важное различие между русским и западным понятием о «конце света». Для россиянина страшнее всего потерять жилье, квартиру — потому что на другую он никогда не заработает. Для американца — потерять работу, потому что тогда ему нечем будет платить за жилье.  А русский хобо между тем есть уже и сейчас. Это мужчина, оставивший свою семью (но при жилье, конечно) в маленьком городе и уехавший в город более крупный на отхожий промысел. Один из самых распространенных видов современного отхожего промысла — работа охранником. По последней переписи населения, «отходников» в России 12 млн человек. У каждых московских дверей сидит русский хобо. Так что памятный этот День, пожалуй что, имеет смысл отметить и нам.