Путин намерен мобилизовать большинство. Путинское большинство. Нужно обращаться только к нему

В последнее время много пишут о переговорах власти с «болотной» оппозицией. Мол, они совершенно необходимы и даже неизбежны, а иначе тупик. Речь идет не о каких-то закулисных индивидуальных «терках» (они и так идут постоянно), а о публичных и чуть ли не открытых встречах, на которых будет предметно обсуждаться «новая политическая реальность», будущие политические реформы и пр. 

По-моему, это совершенно вздорная идея.

Во-первых, разговаривать не с кем. Нет, конечно, называющих себя лидерами «болотников» или хотя бы их представителями полно. Однако их никто не выбирал и не делегировал. Они присвоили себе право говорить от имени «болотников» на том основании, что участвовали в организации митингов (собрать людей на публичную акцию и быть/стать их лидером — вовсе не одно и то же), выступали на них или просто известны как профессиональные борцы с путинским режимом. За ними или нет никаких организаций, а если есть — то какие-то карликовые, как правило, даже не зарегистрированные. Забавно, что деятели, на каждом шагу попрекающие власть нелегитимностью, сами оказываются натуральными самозванцами. Кто, кстати, им мешал вписать в резолюции митингов несколько имен «уполномоченных на переговоры»? Это прошло бы, как и все остальное. Резолюции же принимались с голоса аккламацией. А так…

Во-вторых, разговаривать не о чем. У «болотников» нет и не будет общих требований, единой программы. Слишком разные люди, слишком разобщены, слишком друг другу не доверяют. Тут мне, разумеется, возразят. Дескать, а как же те самые резолюции? В них как раз именно общие требования перечислены. Хорошо, согласимся, что это так (хотя я бы не переоценивал степень их «общности»). Получается, что власть должна обсуждать непонятно с кем антиконституционные, а то и просто безумные «хотелки». Так, к примеру, «болотники» настаивают на отмене итогов «сфальсифицированных выборов». Согласно Конституции и действующему законодательству, отменить итоги выборов в Думу может лишь Верховный суд. Выходит, что либо в ходе переговоров должна быть сформулирована некая «установка» для судей, либо «переговаривающимся сторонам» или кому-то другому придется присвоить себе полномочия Верховного суда. Неужели можно всерьез мечтать о подобных переговорах?

В-третьих, разговаривать вообще не нужно. В ходе агитационной кампании Путин намерен мобилизовать большинство. Путинское большинство. Нужно обращаться к нему и только к нему. Программная статья Путина «Россия сосредотачивается — вызовы, на которые мы должны ответить», опубликованная в «Известиях», адресована именно большинству. (Вот лишь одна цитата: «Не может быть реальной демократии без того, чтобы политика принималась бы большинством населения, отражала бы интересы этого большинства».) А любые публичные коммуникации с лидерами даже не меньшинства, а ничтожества, заведомо деструктивного, чреваты совершенно ненужными сомнениями и упреками со стороны лоялистов. Это навредит избирательной кампании.

Понятно, почему теме переговоров уделяется столь много внимания. Те, кто якобы возглавляет и представляет «болотников», не могут прийти к власти ни конституционным, ни насильственным путем. Проще говоря, они не выиграют никакие выборы и уж тем более не устроят революцию. И остается им только одно. Надеяться на неадекватную реакцию власти на прошедшие митинги, планы проведения шествия по Садовому кольцу и т.д. То есть на то, что власть испугается и задумается об уступках, хотя бы и мизерных, хотя бы даже и номинальных. Тогда окажутся востребованы переговоры. И появятся возможности легитимировать свое самозваное лидерство («нас Путин признал, чего вам еще надо») и конвертировать его в какие-то статусные или материальные «призы». В доступ в телеэфир, должности в новых партиях, деньги…

Переговоры им очень нужны. Иначе всё теряет смысл.

Поэтому ответ может быть только один: никаких переговоров.

Напоследок позволю себе небольшой ликбез о «пактах Монклоа» 1977 года. Их сейчас регулярно поминают, власть-де обязана заключить с оппозицией нечто подобное. Но история «пактов» как раз доказывает правоту моих тезисов.

Что нужно знать? Премьер-реформатор Адольфо Суарес заключил «пакты» не с «улицей» и не с какими-нибудь сомнительными «представителями рассерженных горожан», а с оппозиционными парламентскими партиями, в первую очередь с социалистами и коммунистами. По итогам выборов в конгресс (нижнюю палату парламента) левые заняли в нем почти половину мест. С ними нельзя было не считаться.

Вопреки расхожему мнению, главные пункты «пактов» фиксировали договоренности и взаимные уступки не по политическим вопросам, а по экономическим и социальным. Так, левые согласились с ограничением роста заработной платы, а партия власти и ее союзники — с проведением прогрессивной налоговой реформы. Правительство взяло на себя обязательство улучшить систему соцобеспечения и ввести в действие профсоюзные права и свободы в соответствии с конвенциями Международной организации труда. Левым в свою очередь пришлось поддержать  инициативу по расширению прав работодателей на увольнение работников. И т. д.

Какие аналоги «пактов Монклоа» и как можно подписать с теми, у кого нет ни одного парламентского мандата, нет ни партий, ни признанных лидеров? И зачем козырять прецедентами из чужой истории, если толком ее не знаешь?