Чтоб ты жил по Пелевину
Загадочное название нового романа Виктора Пелевина расшифровывается так: «Спецвыпуск новостей / универсальный художественный фильм» (Special Newsreel / Universal Feature Film). Если короче, то это что-то вроде non/fiction, сочетание «документалки» и вымысла. А косая черта в расшифровке, по Пелевину, называется «жижик» — «в честь какого-то легендарного европейского мыслителя».
Этот новый жанр, процветающий в далеком будущем, о котором и идет речь в романе, на самом деле не слишком далеко ушел от своего прообраза, того «снаффа», что в прошлом означал «порнофильм с заснятым на пленку настоящим убийством». Люди будущего любят смотреть фильмы, которые наполовину состоят из секса, а наполовину — из смерти. То, что в этом они так похожи на своих предков, их уже и не очень волнует. Сведения о прошлой российской жизни весьма отрывочны. Даже в школьные учебники попадает невесть что. Иногда в этом мире выживает какое-то случайное слово, давно забывшее о своем происхождении. Например, местных правителей здесь называют странными древними именами «Дюрекс», «Визит». Подозрение, что эти слова могли обозначать что-то не слишком величественное, если у кого и возникает, то ненадолго. «Пять минут славы» укорочены до трех: ни о чем «трехминутном» не стоит думать «пять, а то и пятнадцать минут».
Именно в таком, очень резвом темпе и приглашает «попрыгать» по страницам своего романа Виктор Пелевин. Количество каламбуров, соленых острот и намеков на сегодняшние реалии на этот раз зашкаливает сильнее обычного. Наша политическая и общественная жизнь подбрасывает столько сюжетов, что только успевай их отрабатывать. Газетные колумнисты давно это поняли. Но Пелевин, который является к нам не каждый день, а раз в год — именно с такой периодичностью сейчас выходят его книги, — анализирует и высмеивает новостные заголовки лучше и жестче любого поднаторевшего публициста. Правда, основное его оружие — запрещенное, это матерная лексика. К слову, своих соперников писатель тоже вывел в романе, политологи и политтехнологи у него называются «дискурсмонгеры и сомелье». Но это еще ничего, коллег-писателей он вообще обобщает до неприличия: в романе ненадолго появляются враждующие между собой «Андрей-Андре Жид Тарковский и Иван-Ив Гандон Карамазов».
Всеобщую деградацию Пелевин описывает с каким-то «последним весельем». Мир уже давно разделился на две половины. Внизу – «Уркаина», где живут дикие орки, оттуда родом главные герои, Грым и Хлоя. А вверху — летающий «офшар», где еще осталась какая-никакая цивилизация. Там обитают еще два персонажа — «пупораст», то есть любитель кукол, Дамилола Карпов и его девушка-робот Кая. Любовная интрига в романе становится возможна только потому, что Дамилола в поисках острых ощущений настраивает свою куклу на режим «максимального сучества».
Офшары сменяют друг друга, последний из них именуется «Бизантиум, или Биг Биз». В описаниях жизни в «офшаре» Пелевин эстетствует, слегка подражая европейцу Мишелю Уэльбеку, а в более подробных «уркаинских» сценах ему даже не надо ни на кого ориентироваться, этот стиль знаком нам не понаслышке. Вот, например, как орки гадают по своей великой книге «Дао Песдын»:
«Смотрящий по Шансону сказал: сущность власти не в том, что уркаган может начать войну. Сущность власти в том, что он сможет и дальше остаться уркаганом, если отдаст такой приказ точно в нужный момент, когда к нему повернутся пацаны. И никакого другого владычества нет, есть только гибель на ножах или слив в пидарасы».
Два мира, верхний и нижний, постоянно сражаются, а летчики-новостники, от лица одного из которых, того самого Дамилолы, и ведется повествование, снимают обо всем этом свои «снаффы»: «Орки слабели от постоянных предательств и измен, утрачивая один технический навык за другим, но все-таки в каждой войне каким-то чудом побеждали». Битвы описаны довольно однообразно: эти страницы хоть сейчас можно использовать как сценарии для компьютерных игр.
Обещанная «половина секса» в S.N.U.F.F. тоже есть. Только она-то как раз довольно целомудренна — автор, опять отчаянно пародируя «Лолиту» Набокова, выступает чуть ли не с феминистских позиций. Он, словно Лев Толстой какой-то, вовсю защищает женщин, которым только приписывают импульсивность и непоследовательность:
«Нет ничего рациональнее женского сердца, просто эта рациональность высшего порядка — ибо женщина выступает не как дурочка с вечеринки, а как безличный аспект природы и вечности».
Так что никаким «оркам, уркаганам, дискурсмонгерам и пупорастам» не стоит оправдываться правилом «шерше ля фам». Свои войны они затевают исключительно из-за собственного «сучества», замаскированного под «голимую духовность». А от превращения в законченного орка, конечно, может спасти только любовь, пусть даже и кукольная. И лучше начать спасаться сегодня, иначе будем жить в пелевинском будущем.
