Сменись радикально «система стабильных нулевых», миссию рейдеров выполнят народные национализаторы

Наш народ в своей массе переживает возникшую в нашем обществе в нулевые годы кастовость. Это даже не классовость — капиталисты, рабочие, крестьяне. К какому классу принадлежит майор полиции (милиции)? К какому классу принадлежит мелкий или средний чиновник, владеющий правом ставить «копыто» (подпись) на справке, на разрешении и т.д.? А генерал МВД или чиновник покрупнее? Да ни к какому!

Нулевые годы создали именно касту. Дж.П. Морган не служил в прокуратуре, а Г. Форд не был сенатором. Они были «простые капиталисты», ни у кого не отбиравшие бизнес при помощи подкупленного судьи или полицейского. И им не была нужна российская архитектурная инновация — «крыша». «Там» отдельно, сепаратно, каждый в своем классе жили и живут те, кто работает руками, пишет законы, ловит преступников, инвестирует и создает рабочие места. «Там» царит классовый договорной мир, пространство соблюдаемых всеми законов. У нас все смешалось, смешалось в касту, где уже не различишь, где бизнесмен, где судья, где депутат. Различима только каста — вся целиком. Различима от народа — тоже всего целиком.

Она живет отдельно — в городских домах с оградой и охраной, в загородных коттеджных поселках — тоже с оградой и охраной. Она отдыхает отдельно — на «многозвездных»  пляжах с оградой и охраной. Она летает на своих самолетах. Она даже не знает, где может находиться районная поликлиника. Кажется, К.Н. Леонтьев (великий и забытый русский философ) писал, что наши дворяне встречаются с народом только в двух местах: в церкви и на поле брани. Увидеть нашу касту на поле брани может только сумасшедший во сне. Да и в церкви никто им не поверит, что пришли сюда с благими намерениями (не знают они слов Спасителя о том, что «как верблюду невозможно пролезть через игольное ушко, так и богатому не попасть в Царство Божие»).

Каста и народ не встречаются вовсе, нигде. Дворянство было рыцарственно и дружно между собой. Каста боится сама себя, своих «ближних», своих рейдеров-кнехтов, таких же, как и они. И потому обзаводятся загранпаспортами и загранжильем. Но не только поэтому. Сменись у нас радикально «система стабильных нулевых», миссию рейдеров выполнят народные национализаторы. И там огонь, и здесь полымя. Страх экспроприации царит и внутри пространства с оградой и охраной и за ее пределами, где в гигантском гетто живет большинство, уже лишенное, как и их дети, социальных лифтов и доступа к собственности, к бизнесу, земле, лесам, ресурсам, чиновничьим столам, а чем дальше, тем больше и к образованию.

Продвинутая часть человечества трудится, богатеет, требует для труда и жизни все большего количества нефти и газа, металлов и леса. И мы им все это даем, опустошая свое будущее. А за постоянно уменьшающуюся долю вырученных денег содержим себя. Точнее нам Каста нарезает пайки точь-в-точь по Т. Мальтусу — все меньше по доле, но чуть больше по объему (каждый раз на пять крошек). И мы довольны, ибо никто теперь, как некогда «товарищи», с нас не требует перевыполнения планов, авралов в конце месяца, субботников и воскресников. Осталось покончить с призывом в армию и — сбылась мечта ... Тишина и благолепие!

Только Каста покоя обществу не дает. В действительности дело не столько в текущей ситуации. Дело в детях, которым перекрыт легитимный доступ к тому, о чем выше упомянуто. А тогда они начинают связывать свое лучшее будущее либо с уходом из нашей «обители печали», что чувствуется все больше, или со старой как мир идеей перераспределения. Но в России-то эта идея никогда не воплощалась цивилизованно.

Спрашивается, после того, как с высоких трибун неоднократно говорилось о переизбытке юристов с дипломами, что будут делать юноша или девушка, окончившие юридический факультет в сельскохозяйственном вузе? Или политологический факультет в техническом вузе? Как сложится их дальнейшая судьба? У нас уже накоплена огромная избыточная масса тех, кто обладает вузовскими дипломами, но не обладает соответствующими компетенциями.

Думается, что набившие оскомину одни и те же программы нашей главной партии, наших политиков должны были бы в первую очередь сказать нашей молодежи о том, что их ждет в будущем, доступ к каким рабочим местам она получит. Сможет ли она получить доступ к качественному образованию, если сегодня нашими же властями таковым признается лишь образование, полученное лишь в нескольких десятках из более чем тысячи отечественных вузов?

Политологи утверждают, что стремление многих молодых людей эмигрировать — это эмоции, а не реальная перспектива. Тем более что «там» их никто особенно не ждет. Но 12 лет назад этих эмоций было тоже очень много, потом нефтяные доходы обеспечили высокие темпы роста, появились массовые рабочие места, и эмоции спали почти до нуля. А в последние годы доля молодежи с этими «эмоциями» дошла до 30–40% и растет дальше. Градус эмоций имеет верхний предел, который называется взрывом. Поскольку «там» и сегодня их никто не ждет, и, следовательно, этот горючий материал сбыть некуда, то властям нужно принять тревоги молодежи как вызов, ответ на который должен быть сверхприоритетом.

 Автор — заместитель научного руководителя Высшей школы экономики.