«Искренности хамства я предпочитаю фальшивую вежливость»

22 сентября в Париже российскому режиссеру Андрею Кончаловскому вручили орден Почетного легиона. Самую престижную награду Франции он получил из рук бессменного президента Каннского кинофестиваля Жиля Жакоба. Накануне церемонии вручения Андрей Кончаловский рассказал о некоторых рецептах своей французской жизни корреспонденту «Известий» Юрию Коваленко.

— У вас с Францией всегда были привилегированные отношения.

— Прежде всего многое связано с Каннским фестивалем, в котором я несколько раз участвовал и своими фильмами, в частности, «Сибириадой», «Курочкой Рябой», и как член жюри, и как председатель жюри документальных фильмов. Наконец, у меня двойное гражданство — российское и французское.

— В начале 80-х годов вы приехали на берега Сены снимать кино. Не получилось?

— Не получилось, потому что тогда за границей жили либо диссиденты, либо агенты. Поскольку я не был диссидентом, то меня стали считать агентом. Мне это очень помешало. Если бы у меня была возможность, я бы снимал кино во Франции и не поехал бы в Америку. Если бы я начал работать здесь как режиссер, может быть, сделал не голливудскую, а французскую карьеру. Поскольку здесь не сложилось, я вынужден был отправиться в Голливуд. В середине 80-х я вернулся в Париж, чтобы ставить спектакли и оперы.

— Помню, что на главную роль в «Чайке» вы пригласили никому не известную Жюльет Бинош.

— Это был 1986 год. Потом поставил в парижской Опере Бастилии «Пиковую даму». В дальнейшем мои оперные интересы перекинулись в Италию, и я стал работать в «Ла Скала».

— Словом, Франция — ваша вторая родина?

— Я так сказать не могу — родина одна. Франция всегда была частью моей культуры. Бабушка была наполовину француженкой. Дедушка (известный художник Петр Кончаловский. — «Известия») учился в Париже, принадлежал к фовистам.

— Что лежит в основе взаимного притяжения русских и французов?

— С точки зрения литературы и искусства Франция для русского всегда была интеллектуальным манком. Русские художники и артисты многое из Франции восприняли. Точно так же и Россия является манком для француза. Ему нравится приехать в Москву и напиться как свинья. У француза есть стремление скинуть с себя присущую ему цивильность. В России его манит безбрежность всего на свете — начиная от морали и кончая пространством. И это понятно, потому что француз живет в стране с чрезвычайно строгими рамками. Форма для него важнее содержания, а у русского как раз наоборот. Это взаимное тяготение связано с тем, что они друг друга очень дополняют.

 — Какой подход к жизни вам ближе?

— Трудно сказать. Искренности хамства я предпочитаю фальшивую вежливость. Россия со времен Петра делилась на русских европейцев и русских неевропейцев. Могу сказать, что я русский европеец, не западник и не славянофил. Однако я не считаю, что Россия должна быть как Запад, потому что это невозможно.

— Однажды ваш сын Егор заметил, что его дядя Никита Сергеевич Михалков — человек эмоциональный, а вы — рациональный.

— Мы оба мыслящие люди, но я человек более философского склада, а Никита Сергеевич — артист. Я люблю сомневаться, а он любит верить. Поэтому, когда я начинаю сомневаться, он мне говорит: «А ты не сомневайся! Ты главное — верь». Он очень религиозный человек. Для меня же вера должна быть проверена алгеброй.

— Во Франции каждый год при активной господдержке выпускают в свет сотни полторы фильмов. Но приличные картины можно сосчитать на пальцах одной руки.

— Дело не во Франции, а в том, что сегодня западная цивилизация помещает кинематограф на задворки европейской цивилизации. Франсуа Мориак сказал, что ХХ век будет веком футбола. Он ошибся на сто лет. Сегодня весь мировой рынок переключил внимание с потребителей-родителей на потребителей-детей. Сейчас кино в основном делается для тинейджеров, а классикой считается Гарри Поттер. Франция очень оберегает франкоязычную среду. Поэтому все фильмы на французском языке — какие бы они ни были — сделаны с активной поддержкой государства. Это сознательная политика, которая не дает французскому кино загнуться в условиях, когда хочет доминировать Голливуд. Ему не нужны русские и французские фильмы, ему нужны русские и французские зрители. Поэтому Франция в этой ситуации довольно успешно противостоит голливудской монополии.

— В какой степени противостоять Голливуду удается русскому кино?

— Это бессмысленно делать, когда нет поддержки государства. Можно сказать, что русский прокат целиком захвачен Голливудом. И власти не осознают тот вред, который этим наносится. Мы можем потерять зрителей, которым интересны фильмы про русских людей.

— Какие русские режиссеры вам наиболее интересны?

— Александр Сокуров, Андрей Звягинцев, Олег Погодин, Сергей Лобан, который снял «Шапито-шоу».

— Ваши ближайшие театральные и кинопроекты?

— Начинаю готовить постановку «Трех сестер» в Театре Моссовета, на сцене которого у меня идет «Дядя Ваня». Кроме того, я должен ставить оперу «Борис Годунов» в Валенсии. В кино у меня есть огромный проект фильма о Сергее Рахманинове — пусть проекту уже много лет. Я еще в консерваторию поступал с Рахманиновым — поэтому мне сам Бог велел сделать этот фильм.

— В вашей программе, кажется, и новый «Глянец-2» с Димой Биланом?

— Про Билана это все сплетни. Я думаю о «Глянце-2», но о Билане речь не идет. Если «Глянец» был сделан о начале нулевых, то сейчас ситуация «усугубилась», и интересно посмотреть на то, что произошло с героями — супружеской парой. У меня Билан пел, но не играл. Картина, на мой взгляд, получилась — хотя ее многие ругали. Впрочем, все мои фильмы ругают, так, наверное, и должно быть.  

— Вы согласились бы возглавить Таганку?

— Я бы не хотел возглавлять ни один театр мира. Театр нужно вести, а для этого надо иметь оглашенную преданность делу. Я не руководитель. Я могу сделать спектакль, но хочу иметь возможность, как говорил Пушкин, «по прихоти своей слоняться здесь и там, дивясь божественным природы красотам… вот счастье, вот права». Вот главное, о чем можно мечтать. И будучи эгоистом, я эти права оберегаю.  

— В чем, с точки зрения режиссера, ошибка Михаила Прохорова? Ошибся с кастингом?

— Он думал, что можно быть абсолютно искренним и оставаться самим собой. В политике так нельзя. В ней надо играть. Сейчас он будет этому учиться.  

— Какой рецепт вы привезете из Франции для ресторана «Ёрник», который открыла ваша жена Юлия Высоцкая?

— Мы посетим с Юлей несколько парижских кондитеров в надежде получить от них рецепт настоящего парижского круассана.