Петербург и Мадрид представили балеты Начо Дуато
Национальный театр танца Испании и балетная труппа Михайловского театра практически одновременно показали балеты Начо Дуато. И в этой творческой перекличке (испанцы выступили в Москве, михайловцы — дома, в Питере) обнаружился любопытный сюжет. Наши соотечественники подвели итоги первого сезона работы с выдающимся испанцем. Мадридцы, напротив, с Дуато простились.
В июле 2010-го хореограф покинул театр, который пестовал 20 лет, и в качестве бонуса подарил бывшим подопечным право еще год танцевать свои балеты. Помимо прощального Начо труппа из Мадрида привезла новое приобретение — Flockwork 27-летнего Александра Экмана, из просмотра которого стало ясно: после Дуато жизнь знаменитого коллектива поблекнет, хотя и сохранит некую напряженность.
Балет восходящей звезды европейской хореографии — синтез хэппенинга, перформанса и танца. По каждому из разделов Александр имеет креативные наработки, а гэг со столами, плоскости которых танцовщики осваивают с немыслимой скоростью и сноровкой, — один из лучших образчиков работы с реквизитом. Не забыта Александром и концептуальная составляющая. Flockwork — портрет труппы, интернациональной, мастеровитой, многогранно одаренной. Артисты поют, декламируют, заразительно хохочут — и вообще они отличные ребята. Как вышедший на авансцену симпатяга Хуан Педро, со стеснительной улыбкой обратившийся к залу: «У нас будет маленький домик у реки и малыш Хосито. Позвони мне, мой номер...» В ответ — девичий вздох и продолжение сценической круговерти, столь же кипучей, сколь и бессмысленной.
В отличие от молодого коллеги зрелый Дуато не поражает разнообразием. Все его балеты сделаны по одному рецепту. В каждом имеется серия текучих дуэтов невероятной красоты, ансамбли, не менее изощренные, чем танцы солистов. И обязательное финальное резюме — не мораль, боже упаси, а приглашение подумать над увиденным. Этим правилам Начо следует не одно десятилетие и дезавуировать их до сей поры не собирался. Да и зачем? Он ставит как дышит. Его балеты сродни монотонности стихий — вечны и неизменны, как дождь, вода, огонь и пески пустыни.
И все же Дуато — не стихия. А людям свойственно меняться под воздействием места и времени. Что, похоже, и происходит с нашим гостем. Сочиненные в Испании «Арканджело», дань виртуозам барокко, и «Гнава», африканский ритуал в честь воды, — гармоничны и умиротворенны. А в российских балетах Дуато проскальзывает несвойственная ему ранее дисгармония. Погружение в местные реалии, видимо, нелегко дается жизнелюбивому худруку Михайловского балета. Не потому ли рассказ о мытарствах неприкаянной души в «Ныне отпущаеши» близок к депрессивным опусам Бориса Эйфмана? А хищный белый кордебалет в повествующей о судьбах театра «Прелюдии» — отнюдь не отражение петербургского классицизма, но груз отживших традиций. С ними новатор-худрук не прочь распрощаться или реформировать до неузнаваемости.
В финале упомянутого балета у задника возникает ложноклассический купол, коих в городе на Неве несть числа. И романтический герой вольно на нем располагается. Перед ним, надо полагать, Петербург — столица, которую Дуато предстоит покорить. Или уехать отсюда покоренным. Последнее менее вероятно. Труппа, кажется, в пришельца поверила. И танцует все лучше. А премьер михайловцев Леонид Сарафанов и вовсе блистательно. Правда, вибрирующих тел, которыми поразили москвичей воспитанные Дуато испанцы, в театре пока не хватает. Но, говорят, 20 лет назад, когда Начо пришел в мадридский коллектив, там вообще не умели танцевать.
