Кораблекрушение на Большой Дмитровке
Как следует из либретто, в балетную "Русалочку" привнесены мотивы биографии Андерсена. Писатель любил молодого человека по имени Эдвард, но тот женился на девушке Генриетте. В спектакле некий Принц, он же Эдвард (Семен Чудин), после кораблекрушения попадает на дно морское. В сине-зеленом тумане, как в рапидной киносъемке, движутся морские обитатели. Верховодит ими Морской колдун, похожий на карикатурного самурая (Дмитрий Хамзин). Ноги женских особей скрыты струящейся тканью, а руки извиваются подобно водорослям. Русалочка (Анна Хамзина, во втором составе - Анастасия Першенкова) выделяется длинным аквамариновым хвостом и особенно активными ручными упражнениями - другой характеристики для нее не предусмотрено. Здесь же Поэт (Дмитрий Романенко), срисованный с дагеротипа молодого Андерсена: черный фрак, цилиндр, романтические кудри, суровый взгляд. Все происходящее, видимо, создано его неуемным воображением.
К лежащему без чувств Эдварду в откровенном борцовском трико покинутый Поэт подойти не отваживается - посылает Русалочку. Исполнив с утопленником лирический дуэт, она поднимает тело на поверхность и вместе с Поэтом остается полюбоваться земной жизнью. Тем временем на берегу появляются вышагивающие на пуантах юные пансионерки. Одна из них - Принцесса, она же Генриетта (Наталья Сомова), склоняется над пострадавшим. С этого момента сюжетная диспозиция и характеры героев ясны и предсказуемы. Лучезарного плейбоя Эдварда любят Поэт, Русалочка и Генриетта. Он любит только Генриетту, вылитую куклу Барби. Страдающую Русалочку и меланхоличного Поэта не любит никто, отчего они неприкаянно бродят по сцене и делают скорбные физиономии.
Поэт - надо отдать ему должное - всячески помогает Русалочке завоевать сердце своего неверного возлюбленного. Она хочет приобрести человеческое обличье - пожалуйста. Морской колдун решительным движением освобождает ее от хвостатого полотнища и блестящего чешуйчатого трико. Другое дело, что сей брутальный жест лишь усугубляет ситуацию. Оставшись в телесного цвета купальнике, Русалочка мгновенно скукоживается и буквально валится с ног. Неприглядная симптоматика тяжелого поражения опорно-двигательного аппарата призвана сообщить: в мире прямоходящих существ героиня - чужая. На корабле, где веселится воскресший Эдвард, и в великосветском салоне, где празднуется его свадьба с Генриеттой, ее жалеют, но всерьез не воспринимают. В результате тотального равнодушия земной мир становится для Русалочки клеткой.
Подтверждая эту мысль, постановщик помещает несчастную в полузакрытую геометрическую конструкцию и заставляет в отчаянии стучать по стенам. Вернуть свободу движений и морские просторы Русалочка может ценой жизни Эдварда. Явившийся на свадьбу Морской колдун протягивает ей кинжал, но героиня с негодованием отказывается и возвращается в свою геометрическую тюрьму. Однако, уверен Джон Ноймайер, если нет счастья на дне морском и в обители людской, надо искать его на небесах. В космическом финале (черный фон, мерцающие звезды) Поэт и исцелившаяся Русалочка взмывают к колосникам.
Истинная цена увиденного - одноактовка. Хореограф разрабатывает сюжет без малого три часа, многократно повторяя и переподтверждая уже высказанные и аргументированные темы. С одной из них - человек, которого любишь, необязательно будет любить тебя - трудно не согласиться. Как невозможно отказать Ноймайеру углубиться в эту, видимо, очень личную для него область. Однако другая тема - взаимоотношения художника и его творения - выходит за рамки личного. Ибо касается самочувствия зрителя, для которого это творение предназначено.
Как Поэт в "Русалочке" единолично творит свою реальность, так и Ноймайер подчиняет себе все элементы спектакля. На живописной стороне зрелища подобная диктатура сказывается благотворно. Сочиненные постановщиком костюмы, эффектные задники и особенно компьютерные эффекты - ярко-голубая линия водной глади, опускающийся в пучину корабль - красивы и функциональны. Чего не скажешь о музыке уроженки Новосибирска, а ныне жительницы Нью-Йорка Леры Ауэрбах. Создательница достойных камерных произведений, смешав несовместимые стили и жанры, написала нечто иллюстративное и эклектичное.
Рискну предположить, что повинен в этом диктаторский нрав Ноймайера, неоднократно говорившего, что композиторские идеи мешают его собственным. Между тем лучшие сочинения главы Гамбургского балета сделаны на "музыку больших идей". В "Чайке" звучит Шостакович, в "Отелло" и "Пер Гюнте" - Шнитке, в "Страстях по Матфею" - Бах, в "Смерти в Венеции" - Бах и Вагнер. В случае с "Русалочкой" идеи не столь знаменитой Леры маэстро, скорее всего, уничтожил на корню. И порой кажется, что госпожа Ауэрбах мстит хореографу. Хотите еще душевнее и еще гротескнее - нате вам опошленное многократными повторениями адажио Альбинони и разухабистого "Цыпленка жареного"...
Впрочем, дирижер Феликс Коробов и его оркестр играют эту музыку столь же серьезно, как некогда играли Шостаковича в "Чайке". Балет по Чехову Ноймайер поставил в "Стасике" три года назад. Восхищение тогда вызвал не столько хороший спектакль и честная работа постановочной команды, сколько сам факт присутствия "большого Джона" на некогда второстепенной сцене. С тех пор "Стасик" обзавелся произведениями Иржи Килиана и Начо Дуато, а также славой продвинутого пользователя западной хореографии. Сегодня эта заслуженная репутация заставляет скептически отнестись к горячему желанию театрального руководства иметь в репертуаре "Русалочку".
