Как признавали государства
Мытарства так умножившихся после распада СССР непризнанных государств - явление в каком-то смысле новое, поскольку и прежде государства распадались, провинции откладывались, объявляя о своей независимости, кому-то это нравилось, кому-то совершенно не нравилось, но многолетнего ступора с признанием не наблюдалось. Например, при всей общеизвестной взаимной любви греков и турок Оттоманская Порта признала греческую независимость в 1834 г. - всего через четыре года после ее провозглашения.
Взглянув - чтобы не ходить в совсем дальние пределы - на карту Европы, мы обнаруживаем довольно много государств, явившихся на свет относительно недавно: Болгария (1908), Румыния (1877), Бельгия (1831), Норвегия (1905). Еще больше их появилось по итогам Первой мировой войны. Рождение их было небеспроблемным и, как правило, не слишком мирным, но с последующим признанием особых проблем не возникало. Никому не приходило в голову держать ту же Бельгию двадцать лет в предбаннике. Отложилась так отложилась.
Это было связано с тем, что прежний взгляд на признание государства совершенно не предполагал признания за новоявленной державой каких-либо особенных достоинств и даже сертификата о законности появления на свет. Поскольку все государства когда-то являлись на свет сложными и неисповедимыми путями, не предъявлялось особых требований и к государствам новоявленным. Считалось, что если правительство вновь создавшегося государства обеспечивает эффективный контроль над территорией, то этого и довольно. Бывали исключения, бывали правительства в изгнании (в Лондоне в 1940-1945 гг. таких правительств была большая сила), но лишь в особенных условиях, когда ожидается, что в обозримые сроки военная победа все расставит по своим местам. Когда войны нет и охоты воевать тоже нет, про правительство в изгнании быстро забывали и признавали того, кто эффективно контролирует.
Это никак не было особой почестью, а скорее предполагало больший спрос с признаваемого государства. В случае возникновения каких-либо вопросов по крайней мере есть куда позвонить (телеграфировать, послать гонца) и потребовать разъяснений. Можно было и после создания румынского королевства обращаться со всеми вопросами в Стамбул, но без особой пользы. Сейчас при возникновении вопросов к Абхазии можно, разумеется, требовать разъяснений от Тбилиси (Саакашвили будет очень рад), но, если вопрос требует практического решения, обращение к правительству Грузии ничего не даст, поскольку оно не контролирует абхазскую территорию.
Прежняя международная политика предполагала, что белые пятна на карте - это неправильно, поскольку с белого пятна не спросишь, и стремилась к тому, чтобы таких пятен не было. Имея дело с дилеммой "законнорожденность - реальный контроль", выбирали последнее.
С провозглашением же принципа нерушимости границ возобладал подход, при котором именно законнорожденность приоритетна, а бастарды могут дожидаться в предбаннике хоть до второго пришествия. Логика понятна: негоже поощрять самочинные отделения и переписывание границ. Можно не поощрять, однако искомая нерушимость все равно остается лишь мечтою. Если народы не в состоянии жить вместе (а это случается), даже статус государства-бастарда может показаться иному народу предпочтительным. Грузии конечно же приятно - хотя бы из мстительных чувств - видеть Абхазию непризнанной, но, когда границы все равно порушены и контроль Тбилиси над Абхазией существует только на бумаге, твердое непризнание способствует лишь умножению белых пятен, с которых никакого спроса нет. Удобство довольно сомнительное.
