Салют, камарадос!
Это было тридцать лет назад. Стояло лето 1979 года. Мне, корреспонденту "Известий", довелось тогда стать свидетелем бурных событий в Никарагуа, где шли бои сандинистов с сомосовцами. Группа журналистов, аккредитованных в Мехико, собиралась лететь в Манагуа, столицу бурлящей страны. Но рейс отменили. С этого момента началась нервотрепка. Нам посоветовали лететь в Коста-Рику, соседнюю с Никарагуа страну. Оттуда некоторые летчики на свой страх и риск совершали авиарейсы в Манагуа. Незнакомый пилот, хозяин старенького "Дугласа", запросил с каждого из нас по 100 долларов. Мы засомневались: улетит с нашими зелеными - и ищи-свищи! Но он не обманул.
Приземлившись в Манагуа, "Дуглас" подрулил к зданию аэропорта. Пилот предусмотрительно не выключил моторы: готов был в случае чего задать стрекоча. Мы спрыгнули на летное поле и зашагали в сторону аэропорта. И вдруг воздух огласился оглушительной беспорядочной стрельбой из пулеметов и автоматов.
В замешательстве мы упали на летное поле, прикрыв головы кто чем мог - чемоданчиками, кинокамерами, фотоаппаратами. Кто-то из журналистов, наконец, осмелился поднять голову и увидел: стреляют... вверх. То были бойцы-сандинисты. Они устроили пятиминутный салют в честь нашего прибытия. Летное поле было усеяно гильзами от патронов. Я подобрал несколько еще горячих гильз на память об этом дне.
Первым делом нужно было найти телефон - передать в Москву репортаж. Но связи с центральным телеграфом нет, хотя телефонная связь внутри отеля "Камино реал", где нас разместили, работает отлично. На телефонной трубке золотом написаны служебные номера: вызов портье, служанки, такси и даже вызов телеграфа. Однако взрывом авиабомбы перебит телефонный кабель.
Обстановка в городе неясная. Тропическая ночь окутала все вокруг черной, как сажа, вуалью. Но нам необходимо добраться до центрального телеграфа, который освобожден час назад. И тут нам на помощь пришли две молодые дежурные-никарагуанки из отеля, едва успевавшие регистрировать гостей и выдавать ключи от номеров, они шепнули: "Дон Родриго - тот человек, который вам нужен". Старый шофер назначил сходную цену за поездку плюс премиальные за риск.
Дон Родриго лихо двинулся в путь, но вскоре притормозил: остановил патруль сандинистов, затем - второй. Наш провожатый, молодой боец Пуэнте, выкрикивал вместо пароля: "Едем на телеграф! В машине - русские журналисты!". И нас быстро пропускали.
Дон Родриго порой вычерчивал по асфальту замысловатые фигуры, объезжая наспех засыпанные воронки, подбитые грузовики, траншеи и баррикады. Наконец, мы у цели.
На полу в вестибюле здания телеграфа, сложив винтовки елочкой, первым мирным сном крепко спят победители. Спешим наверх к пульту операторов. Бледнолицый мужчина, вероятно, американец, сказал, что придется уплатить доллары нью-йоркскому оператору, который может связать с Москвой. Мы сообщили ему номера своих редакционных телефонов. Он включил один тумблер, второй. Минута, другая. Ура! На проводе - Москва, любимая стенографистка Зоя Соломина. Затем продиктовал свое сообщение на Пятницкую корреспондент Всесоюзного радио Лев Новиков.
...На следующее утро мы вновь отправились в центр города. Теперь шоссе было запружено толпами людей. Самодельные красно-черные флажки, ликующие лица, море улыбок... Десятки тысяч людей шагали в сторону центральной площади. Обычно пустынная, она была до краев заполнена людьми. Кто-то забрался на деревья, на крышу и портики собора с выбитыми после бомбежки стеклами. На площадь подъезжали в грузовичках бойцы-сандинисты. Они отчаянно палили из автоматов в воздух, скандировали: "Вива патриа либре!" ("Да здравствует свободная родина!").
...Сегодня, вспоминая тот славный день, мне хочется снова слиться с ликующими никарагуанцами, пожать руки знакомым бойцам-сандинистам, их командирам, членам правительства, у которых брал интервью, помянуть павших, поздравить живущих с 30-летием победы революции.
