Делай как должно вопреки закону палаты
ВЛАДИМИР ЛАКШИН
писатель, литературный критик
(1933-1993)
Статью для "Известий" Лакшин полемически назвал "Зачем литература школе?" (1990, № 25). Этот вопрос и сегодня затрагивает одну из болевых точек школьной жизни.
Статью для "Известий" Лакшин полемически назвал "Зачем литература школе?" (1990, N 25). Этот вопрос и сегодня затрагивает одну из болевых точек школьной жизни.
В начале 90-х Владимир Яковлевич Лакшин был у нас в редакции желанным автором и нередко выступал в "Известиях" и "Неделе".
Славу талантливого критика и публициста он снискал в "Новом мире" на пике его расцвета. Был членом редколлегии, а затем и правой рукой Твардовского вплоть до разгрома журнала.
Опального Лакшина надолго отлучили от журналистики, но не сломали. Он погрузился в литературоведение: написал книги о Чехове и Толстом, о жизни и театре Островского, о российском феномене "толстого" журнала, о Булгакове. Занялся и телевизионной популяризацией русской классики.
Кто видел, тот не забудет его чеховский цикл. Вместе с народным артистом Юрием Яковлевым, игравшим Антона Павловича в спектакле вахтанговцев "Насмешливое мое счастье", Лакшин поехал по следам Чехова в Мелихово, Ялту, на Сахалин. Наслаждением было смотреть, как влюбленные в своего героя собеседники непринужденно обращаются к его сюжетам, образам, мыслям, слышать их безупречную русскую речь, окрашенную чеховским юмором с примесью грусти. Выросший в театральной среде, Лакшин и сам был артистичным, обаятельным человеком, покорявшим своим дружелюбием.
Я впервые встретила Владимира Яковлевича на одном из заседаний в Российской академии образования, куда незадолго до того он был избран в числе нескольких видных деятелей культуры. Узнав тогда от А.М. Абрамова, директора Московского института развития образовательных систем (МИРОС), что Лакшин будет консультировать их по литературе, я решила заказать В.Я. статью об изучении классиков в школе. (Кстати, МИРОС в 1994 году издал первую посмертную книгу избранных статей Лакшина "Берега культуры", адресовав ее прежде всего учительству.)
При знакомстве с В.Я. выяснилось, что школьная тема ему близка, и он сразу стал ее развивать. Досадовал, что в школу внедрилось упрощенное скучное литературоведение и мало звучит на уроках непосредственно художественный текст. Если хотим воспитать людей мыслящих, говорил он, надо приучать ребят ставить вопросы.
- Я непременно читал бы в классе, - рассуждал Лакшин, - выдержки из дневников Толстого, писем Чехова. В одном из писем брату Николаю у Чехова целая программа самовоспитания.
...Словесники бьют тревогу о снижении статуса своего предмета. Литература не укладывается в формат ЕГЭ, и теперь решили вовсе отменить обязательный прежде для всех выпускной экзамен по литературе. Но уйдет экзамен - отпадет нужда в серьезном чтении классики. Выступая в свое время против урезания часов на словесность, Лакшин писал, что его поколение "смогло пережить сталинские годы и сохранить в себе духовные ценности только потому, что "отец народов" забыл запретить изучение классической литературы в школе. Благодаря литературе сохранялась нравственная идея, норма, понятие о здоровой душе". И если, предупреждал Лакшин, непреходящие ценности сегодня оттесняют, значит пришла большая беда.
Лакшин как-то подарил мне свою новую книгу "Закон палаты". В ней кроме очерков о людях театра была и повесть о военном детстве. Она меня потрясла. Ее действие происходит в эвакуированном из Москвы костнотуберкулезном санатории, где годами лежат туго зашнурованные фиксатором больные дети в гипсовых кроватках. Но самое страшное в ней не их физические страдания, а закон палаты: культ личности сильного, который большинство принимает безропотно и даже охотно, коллективно карая проблески протеста. В клеточке палаты ненавязчиво просматривается отражение порядков взрослого мира. Прочитав повесть, нетрудно было догадаться, почему В.Я. ходил с тростью, слегка прихрамывая. Сам себя Лакшин назвал как-то стоиком с оптимистическим оттенком. Не оттуда ли, из детства, и вырастал его стоицизм, как и обостренное чувство справедливости и собственного достоинства.
В последние свои годы Лакшин возглавлял журнал "Иностранная литература", но продолжал писать в газеты статьи против того, о чем не мог молчать: против презрительного отношения к своей стране и ее истории, против попрания нравственности ради сенсации, против агрессивной пошлости - в защиту культуры. При всех общественных переменах он оставался верен себе, следуя принятому раз и навсегда принципу: "Делай как должно, и пусть будет, что будет".
