Евлоевские загадки
Два ингушских общественно-политических деятеля - глава местного ЦИК Муса Евлоев и руководитель акции "Я не голосовал!" Магомед Евлоев - поставили перед исследователями проблем демократии немалую загадку. Первым загадочником был Муса Евлоев, под наблюдением которого 2 декабря 2007 г. ингушские избиратели проявили высочайшую активность - 98% явившихся, из которых 99% проголосовало за "Единую Россию". На фоне весьма непростой социально-экономической ситуации в республике (это даже не Чечня, где, по крайней мере, Р.А. Кадыров держит ситуацию железной рукой; про железную руку М.М. Зязикова говорить затруднительно) такое единодушие выглядело несколько удивительным.
Картина стала еще менее ясной после того, как другой загадочник, Магомед Евлоев, объявил, что в ходе организованной им кампании 87 340 ингушских избирателей (54,5% от общего числа) написали заявления о том, что они не участвовали в выборах. При этом подчеркивалось, что это не фантазия, а реально задокументированный факт - 290 папок с подписями уже 14 января, минуя кордоны, где им угрожало бы изъятие, были доставлены в Москву и переданы в неназванную адвокатскую контору. Вслед за чем дело застопорилось. Прошла уже неделя, а обещанная передача документов в прокуратуру так и не состоялась. Остается верить на слово.
Заминка выглядит тем более неловко, что наблюдатели, безусловно верящие данным Магомеда Евлоева, уже начинают делать задний ход, говоря, что в наших условиях ни к какому восстановлению истины акция не приведет. Ингушские органы окажут жесткое давление на подписавшихся, и под влиянием угроз те откажутся от своих подписей.
Возможно, и так, но здесь получается несообразность. Чтобы ингушские органы стали давить и угрожать, они для начала должны знать, на кого давить. Им должны быть известны имена подписавшихся. Покуда списки тайно хранятся в подвалах Удольфского замка и никуда не передаются, органы и готовы проявить свою жестокость, но непонятно к кому. С другой стороны, уверенно говоря, что после давления, оказанного органами, подписавшиеся откажутся от своих заявлений, наблюдатели дают сомнительную характеристику не только жестоким ингушским нравам, но и подписантам. Если сегодня человек в здравом уме и трезвой памяти дает свидетельство, вероятно, понимая возможные последствия, а завтра берет его назад, это несколько подрывает доверие к свидетельству как таковому.
В результате мы приходим к той безосновной ситуации, когда верить цифрам что того, что другого Евлоева оказывается равно затруднительно. Не нужно быть особо глубоким аналитиком, чтобы испытывать известные сомнения по поводу цифр ингушского ЦИК. Республика всегда была так называемым регионом предсказуемого голосования, еще в 90-е гг. выдавая не менее единодушные цифры. Говорить о выборах в собственно европейском смысле, когда индивидуальный избиратель решает, голосовать ему за Фому или за Ерему, а затем с большими или меньшими злоупотреблениями эти индивидуальные воли суммируются, тут вообще затруднительно. В регионах, где большую силу имеют народные обычаи, выборы рассматриваются скорее как некоторая ритуальная дань суверену, ни к какой индивидуальной воле касательства не имеющая. Что с этим делать, толком никто не знает, потому что при самой сияющей демократии будет примерно то же самое.
Однако народные обычаи имеют и другую, оппозиционную сторону. Еще во время чеченских войн добросовестные правозащитники столкнулись с тем, что к свидетельским показаниям надо относиться с осторожностью. Зачастую с большой убежденностью и в качестве чистой правды преподносились истории совершенно фантастические и ни с чем не сообразные. Нечто подобное бывало и за пределами России, например, в случае с палестинскими патриотами. Не во всех культурах есть понятие ответственного свидетельства. В некоторых считается вполне естественным, что кашу маслом не испортишь, и евростандарты тут никак не срабатывают.
В случае с загадками, поставленными Мусой Евлоевым и Магомедом Евлоевым, мы имеем дело с двумя равномощными народными обычаями, при которых реальной цифры мы все равно никогда не узнаем. Вещь в себе, как сказал бы калининградский философ.
