Политический сентиментализм
Предъявляемые к властной избирательной кампании претензии эстетического, а также и логического характера принято парировать простым возражением - "Я говорю не для вас, а для Вани". В смысле: для ткачихи, ибо и крестьянки любить умеют. Политтехнолог как сентиментальный автор "Бедной Лизы" - это хорошо и ново, однако аргумент "Умников просят не беспокоиться, это для ткачих", стань он известен целевой аудитории, мог бы ей и не понравиться. Во всяком случае, будь я ткачихой, мне было бы обидно, что мой вкус и мой ум агитаторы оценивают столь пренебрежительным образом - для ткачихи-де сойдет, чай не дворяне.
Но дело даже не в том, что обижать хоть умников, хоть ткачих не очень дальновидно. Дело в том, что сама агитаторская посылка "Мужик сер, ergo ум у него черт съел" менее точна, чем исходная пословица, утверждающая: "Да ум-то у него не черт съел". Не говоря о том, что черт стар и многоопытен и ему вполне по силам съесть ум вовсе не у серого мужика, а у самых премудроковарных политтехнологов. Что мы последнее время, кажется, и наблюдаем. Во всяком случае, поражает полное забвение того исторического факта, что тридцать лет назад непочтительные анекдоты и частушки циркулировали отнюдь не только среди высоколобых. Они были общенародным достоянием, и всеобщее презрительное посмеивание над руководством внесло свою лепту в грядущий крах СССР. Желание посредством неуемных экстазов въехать ровно в ту же колею не может не удручать.
На то, конечно, можно возразить, что между верноподданной частушкой "На краю большого луга / Ворон "возлюбил" грача. / В этом личная заслуга / Леонида Ильича" и августовским крахом 91-го лежали годы и годы, заглядывать столь далеко вперед нам недосуг. Пусть так. Но и в рамках самого краткосрочного планирования практическая ценность всенародных (допустим даже, что совершенно искренних) экстазов представляется неадекватно завышенной.
Ведь в качестве главной угрозы, могущей порушить всю стабильность, сегодня называют - причем уже открытым текстом - вовсе не восстание ткачих, а предательство элит (вар.: элитную усобицу). Можно спорить о том, не преувеличена ли угроза, а равно и задумываться, уместно ли за неделю до выборов возглашать: "Всюду ложь, трусость и измена", но положим, что оценка угрозы верна.
В этом случае трудно понять, каким образом народные экстазы способны остановить измену, а равно и усобицу. Когда арестованный в результате усобицы генерал Бульбов заявляет, что его посадили по велению трех генералов ФСБ, то, даже и совершенно не зная, кто там прав, кто виноват, резонно задаться вопросом: "Три чекиста, три веселых друга - что, для них мнение ткачихи столь референтно?" Ткачихи и поварихи могут вотировать все что угодно и сколь угодно впечатляющим большинством, но если элиты передерутся или переметнутся - чем нас теперь пугают, - то каким образом итоги quasi плебисцита их в этом деле остановят? Усобица и уж тем более измена - дело столь серьезное, что людей, на него решившихся, результатами опроса общественного мнения не остановишь. С точки зрения решившихся людей - это не более чем пустая бумажка.
В рамках идеалистического и возвышенного склада мысли можно предполагать за такими людьми безусловный пиетет перед народным мнением, но строить на этом возвышенном предположении реальную систему обороны - несколько наивно. Если же учесть, что элиты, подозреваемые в предательских замыслах, - это не люди, с Луны свалившиеся, но люди, непосредственно причастные к процессу формирования того самого народного мнения и хорошо знающие что по чем, идея убедить их этим мнением выглядит вдвойне наивной.
Сильный психологический парадокс тут заключается в том, что сентиментальная идея построить элиты посредством избирательной урны исходит от людей, в иных случаях рекомендующих себя в качестве политиков охлажденных и проницательных. Тут же выходит, что на всякого мудреца довольно простоты.
Для возврата от политического сентиментализма к более уместному политическому рационализму разумнее было бы не пугать так себя грядущим предательством элит. В этом случае не пришлось бы и придумывать чудодейственное средство от несуществующей угрозы.
Трезвость - норма жизни. Избирательной кампании - тоже.
