Пока красный петух не клюнет...
В ночь на четверг в половине пятого во дворе раздались женские крики: "Помогите, пожар!" Поскольку под окном у меня густые деревья, а все мы, горожанки, "начитамшись" уже рекомендаций, как следует себя вести, я сразу все поняла. Поймали какую-то дамочку и покушаются. Прежде чем вызвать милицию и поддержать жертву угрозами ее мучителям, я все же решила выглянуть с балкона и присмотреться, кого спасать. А когда выглянула, сразу же поняла, что спасать надо шкуру. Причем свою. Потому что и правда пожар в соседнем подъезде на втором этаже. И те, кто живет выше, кричат из окон.
Как и в случае с изнасилованием, мы все теоретически знаем, что в случае смертельной опасности человек действительно орет особым тембром голоса. Подтверждаю, совершенно особым. Слушатели рискуют поседеть.
Как ни странно, но мы с мужем вспомнили, как надо себя вести. Оделись, собрали документы и продумали, как вынесем дочь прямо в одеяле. Тем временем приехали пожарные (хорошо, что в пять дороги свободные), на душе стало поспокойнее, и я понеслась на разведку, движимая профессиональным инстинктом сбора информации.
Бабы во дворе уже подводили итоги. Мужчина сильно обгорел и сломал ногу, когда прыгал из окна, его жена и дочь спустились по решеткам первого этажа в ночных рубашках. Остальных жильцов с мокрыми полотенцами на лицах вывели пожарные. И по возгоранию это, пожалуй, все. Вода высохнет, запах гари выветрится, как и воспоминания о том, что вещами, выброшенными в панике из окон квартир, не побрезговали мародеры...
Но пока мне не клюнул в одно место "красный петух", я никогда не задумывалась об очень важных вещах, касающихся своего дома, а такими домами застроено пол-Москвы и вся страна.
Нашей девятиэтажке сорок лет, и черная гарь на фасаде не слишком ее испортила, она и без того вполне себе похожа на бомжатник, где крысы чувствуют себя на лестнице как хозяева. На эту единственную лестницу выходят двери всех квартир, и другого пути эвакуации нет. Это то, что нельзя поменять.
Теперь о том, что поменять можно. Проводке в нашем доме также сорок лет, она совершенно не рассчитана на стиральные машины-автоматы, не говоря уже про масляные радиаторы. Короткое замыкание в нашем доме - дело обыденное, как осенний дождик.
А еще, как и во всех московских дворах, машины у нас припаркованы на тротуарах и прямо под подъездом. Скакать по проезжей части (тротуар занят всегда и полностью) с детьми и собаками мы уже научились, но летать - нет. И вот, допустим, горит не на втором, откуда еще есть надежда выйти из окна, а на восьмом. Пожарная лестница вроде до восьмого и достанет, но доставлять ее придется на танке, способном нормально подмять под себя три "Лады", один "Опель" и два "Пежо". Я понимаю, что у людей трудности с парковкой, но приличные люди не делают свои трудности чужим риском для жизни.
И ведь нельзя сказать, что соответствующие органы совершенно не позаботились о нас после ночного происшествия. Нет, капитальный ремонт не сделали, проводку и газовые плиты не поменяли, машины не убрали, но прикрыли чахлой картонкой оконные проемы сгоревшей квартиры. Я так понимаю, что, когда начнется отопительный сезон, следует ожидать лопнувших батарей?
И еще они наклеили на двери лифтов (лифты также ровесники дома, и мои гости, когда их видят, как правило, под разными благородными предлогами идут пешком) листовку с предложением застраховать за свои деньги квартиру от пожара. Не могу не назвать это актом сверхъестественного цинизма. Именно цинизм в отношении моей семьи и миллионов других семей заставляет меня писать эту колонку.
P. S. С большим удовольствием я не только опубликовала бы ее в газете, но и нацарапала бы гвоздем. Половину на капотах машин, которые паркуются на нашем тротуаре, половину - на полированном столе ховринского префекта. Вдруг подействует, а пятнадцать суток за хулиганство всяко лучше, чем вечность на кладбище.
