В "Пиковой даме" главное - ноги

В Латвийской национальной опере прошел очередной летний фестиваль, который в этом году был европейским по форме и русским по содержанию. Без скептического показа российских достопримечательностей не обошлось даже в вагнеровском "Золоте Рейна". 

"Золотом Рейна" Рижская опера начала амбициозный проект постановки всего вагнеровского "Кольца Нибелунга", который, таким образом, станет вторым - после гергиевского — на постсоветском пространстве. Его будут выпускать по опере в год (до 2009-го), каждый раз — с новыми постановщиками, набранными из стран Балтийского региона (дирижер один — молодая местная звезда Андрис Нелсонс).

Первым режиссером стал норвежец Стефан Херхайм, уже успевший получить репутацию скандалиста на Зальцбургском фестивале и не упустивший случая поозорничать и сейчас. Его "Золото Рейна" представляет собой увлекательный анекдот про самого Вагнера, его свары с женой, нервные отношения со всякими шопенгаурами и людвигами баварскими, про его цинизм, аморальность, гениальность и одиночество, а заодно — и про ответственность за все последующие ужасы тоталитарных режимов.

Заветной ценностью, из-за которой происходит весь сыр-бор, в спектакле оказывается власть искусства и олицетворяющее ее театральное здание, очень похожее на Байройт. Построившие его великаны Фазольт и Фафнер появляются со своими рабочими требованиями в огромных масках Маркса и Энгельса на головах, зажав в руках серп и молот, а фюрер-Нибелунг Альберих живет на фоне огромной свастики. И всех их удается перехитрить богу Вотану, одетому в знаменитый вагнеровский берет. Но стоила ли этих усилий сытая и равнодушная публика в вечерних нарядах, которая теперь населяет театральную вагнеровскую Мекку? Вопрос, характерный для современного западного театра (и пока еще неактуальный для нас), и поставлен он остро и мастеровито.

Мастеровитость и умение задавать правильные вопросы чувствуются и в моцартовской "Свадьбе Фигаро", сделанной ученицей Петера Конвичного — выросшей в Германии болгаркой Верой Немировой. Хотя это как раз тот случай, когда мастерство пугает. В ее спектакле есть и бесконечный сексуальный харрасмент, и — как следствие — банка с солеными огурцами, обнаруживающая беременность Сюзанны (ее отлично пела молоденькая Асмик Григорян), и репортеры с кинокамерами, и вставная интермедия с туповатыми русскоязычными отдыхающими на юрмальском пляже. В общем, есть все, что положено, — только нет смысла и чувства.

Ярким контрастом всему этому стали два спектакля, поставленные местным жителем Андреем Жагарсом. Когда пишешь такое, попадаешь в неловкую ситуацию, поскольку начинающий режиссер Жагарс одновременно является многолетним директором Рижской оперы, под началом которого она как раз и превратилась в одну из самых продвинутых оперных компаний Восточной Европы. Но делать нечего, поскольку его "Пиковая дама" Чайковского (дирижер — Нельсон) оказалась хорошим спектаклем, а "Леди Макбет Мценского уезда" Шостаковича (дирижер — Мартинс Озолиньш) — близким к шедевру (скорее всего Шостаковича привезут в Большой театр в следующем сезоне, а уже в этом сам Жагарс дебютирует в Москве постановкой "Набукко" Верди в "Новой опере").

В обоих спектаклях, в которых действие конечно же перенесено в наши дни, очень многое держится на блестящем, невероятно эмоциональном дуэте Александра Антоненко (Герман и Сергей) и Кристины Ополайс (Лиза и Катерина). А также — на хорошем знании режиссером советско-российской действительности, которая стала для него богатейшим кладезем всевозможных этнографических сюжетов, как правило, не слишком для нас приятных.

Но если в Чайковском эта действительность существует в качестве юмористических наблюдений (Екатерина Великая оказывается ряженой для туристической фотографии, а мисс Санкт-Петербург — "матушкой-царицей"), то в Шостаковиче превращается в кромешный, хорошо узнаваемый ад вечного совка. Жагарс обладает удивительно органичным и весьма редким в современной умной режиссуре чувством телесности. Так что и пьянство, и секс, и драка, когда все на одного, и толстые тетки в торчащих из-под платьев комбинациях, и всеобщая быдловатость — все это у него отоварено на полную катушку. Как выясняется, из нашей грязи можно делать отличное оперное искусство. Только копай и копай.