За одного битого...

Когда я работал психиатром в маленькой психиатрической больнице, я был очень спокойным и сдержанным гражданином и доктором. Даже в стрессовых ситуациях я каким-то образом находил нужные слова и приводил веские аргументы. Как-то раз на ночном дежурстве меня вызвали в наблюдательную палату - это палата, где первое время находятся больные в так называемых острых состояниях. Когда я вошел в палату, то увидел, что в ее центре стоял 18-летний почти двухметровый и стокилограммовый юноша в состоянии психомоторного возбуждения и над головой держал стул. Я стал разговаривать с больным, подходя к нему все ближе и ближе. Что говорил - не помню, но точно мягко и по-доброму. Он медленно опустил стул, слава богу, не на мою голову, и мы сделали ему укол. То ли смысл моих слов, то ли интонация пробились через стену его бреда, через стену его реальности.

Я должен признаться тебе, дорогой читатель, что я никогда не дрался, если под дракой понимать обоюдный обмен ударами. Поверь, мне очень стыдно. Это так немодно сейчас, когда вокруг сплошные драки в жизни и в телевизоре, в Государственной думе и на улице. Вон Есенин как молотился, можно позавидовать. Более того, дорогой читатель, сейчас я унижу себя совсем и окончательно в глазах мужской боевой части и слабого женского подразделения. Внимание! Я был бит! Бит дважды.

Первый раз это было в пубертатном периоде, иначе - в подростковом возрасте. Нас было шесть 15-летних одноклассников. Их столько же. Самый маленький, ростом со взрослого лилипута, подошел ко мне и угрожающе гордо сказал: "Я - Пупок! Понял?" Я не понял. Мои одноклассники поняли и побежали. Меня повалили на асфальт и долго били ногами. Моя верхняя губа закрывала нижнюю, а нижняя закрывала подбородок. Маме я сказал, что упал и ударился. Утром надо было бежать кросс. Я побежал. И мне казалось, что мое сердце - в моих губах, так они пульсировали. И как будто подпрыгивали, шлепая меня по коленям.

Второй раз меня били в поезде Архангельск-Москва. Пубертаты Архангельска остались позади. Это была юность. Я возвращался из командировки, будучи уже врачом. Мои попутчики в разговоре со мной, узнав о моем медицинском образовании, спросили: а не слабо ли мне выпить спирта. И налили мне стакан, не разбавляя. Я выпил залпом. Мне казалось тогда, что это фильм "Судьба человека", и я в стане врагов. Они предложили мне запить водой, но я отказался и только занюхал хлебом. В тот момент я победил их, щуплый доктор в очках, вшивый интеллигент их сделал. На время они потеряли дар речи. Я торжествовал. Но недолго. Потом я угощал их рыбой, омулем, сигом, палтусом. Всю рыбу, что вез в Москву в застойные годы шпрот, килек и минтая, я скормил им.

Утром я проснулся с фингалом вокруг правого глаза и с таким же фингалом вокруг левого. На столике в купе лежала моя каплевидная оправа с разбитыми дымчатыми стеклами. Очкарики, это был 1977 год, вы поняли? Вы помните, как трудно доставалась эта красота? Голова раскалывалась, а душа была рассержена несправедливостью.

А вот если под дракой понимать спор и отстаивание своих взглядов, если драка - это попытка прорваться сквозь толпу с помощью слов, глаз, чувств, то я дерусь все время. Теперь уже не один. Теперь с Петровичем, который часто бывает бит, все время с бланшем под глазом, порой только с двумя зубами и весь в бинтах. Он ответит обидчику словом.

Хотя все чаще и чаще возникает желание набить рожу тому или иному персонажу. То ли слов становится меньше, то ли доходят они хуже, а список тех, кому бы следовало рожу набить, все растет и растет. В конце жизни, наверно, он должен быть у каждого. Чтобы было кого прощать. Будьте здоровы и держите себя в руках.