Про "29 Пальм" у нас стали писать после первых шумных просмотров (где случался и свист) на прошлогодних фестивалях в Венеции и Торонто. Писали и "Известия", опубликовавшие в сентябре знаменитый кадр из "Пальм" с двумя голыми телами на опаленных солнцем камнях. Самое занятное при массовом внимании к фильму: он рассчитан на очень узкую публику.
Автор "29 Пальм" француз Бруно Дюмон произвел свою первую сенсацию на Каннском фестивале 1999 года - фильмом "Человечность". В первые же полчаса с просмотра сбежало ползала. Не сбежать было трудно: камера подробно наблюдала, как туповатый герой-полицейский, ищущий убийцу-педофила, долго-долго тащится по полю, потом долго стоит на улице и глядит в никуда, потом долго подглядывает за парочкой в постели (сцена на грани порно)... Когда жюри обсыпало "Человечность" призами, зал возмущенно заверещал. Не возмущались лишь те, кто досидел до конца. Их "Человечность" потрясла даже ритмически: два часа в фильме мало что происходило, зато в финале темп убыстрялся настолько, что все потом нервно спорили, был ли герой в последней сцене в наручниках и как это понимать. В конечном счете оказывалось, что история придурковатого полицейского была историей, как ни патетически прозвучит, современного Христа, готового пострадать за людские грехи.
После "Человечности" стало ясно, что Дюмон - один из редких реформаторов современного кино наряду с Ларсом фон Триером и Майком Фиггисом. Этот негласный титул сыграл с Дюмоном странную шутку. "29 Пальм" он решил построить по тому же принципу: медленная раскачка, когда долго не понимаешь, куда фильм вырулит, и шокирующий финал. Такой ход, похоже, чуточку раздражает аудиторию. Не потому, что она не подготовлена, а именно потому, что слышала о Дюмоне, и он для нее очередной авторитет, которого хочется низвергнуть.
Понятно, что в "29 Пальмах" (название американского городка) не то чтобы ничего не происходит, а якобы не происходит. Герои, связанные нервной страстью (он - американец, она - русская, и ее сыграла муза арт-мэтров Леоса Каракса и Шарунаса Бартаса Катерина Голубева), просто едут по американской пустыне, останавливаются в мотелях, но эта пустыня и даже гостиничные двери в ванную словно бы таят в себе угрозу. Ощущение опасности усиливается оттого, что герои срываются в немотивированные истерики, а героиня боится проезжающих машин. Вдобавок они обитают в пространстве американской культуры с его привычными ландшафтами, а в этом пространстве, о чем зрители знают, угроза обитает всегда.
В итоге фильм о любви, во второй части которого рекордно много сцен на грани "трех иксов", превращается в фильм ужасов. Финал, как и в "Человечности", вновь такой, что долго потом приходится спорить, что же случилось на самом деле.
Недоброжелатели (а с "29 Пальм", как и с "Человечности", уходят многие) говорят, что видели самый скучный фильм в истории кино. Не знаю, мне почему-то не скучно. Очевидно, что фильм открыт различным трактовкам и что в конечном счете (памятуя о том, что Дюмон тяготеет к ветхо- и новозаветным темам) его надо понимать как историю современных Адама и Евы. Единственная беда: фильм равен ожиданиям. Все его рекламные проспекты (и сам режиссер Дюмон) просят не разглашать финал. Но если в случае с фильмами жанра "детектив" выдать сюжет - значит действительно испортить будущим зрителям все впечатление от фильма, то в случае с "Пальмами" подробно пересказать финал (что я делать все-таки не буду) - это лишь заставить новых зрителей смотреть фильм внимательнее, отыскивая в нем тайные знаки. Что еще хуже: значит создать о фильме впечатление наиточнейшее. Слушатель пересказа наверняка поразится силе и смелости режиссерского замысла. Скажет: "Ух ты! Такого еще не бывало!". Но смотреть сам фильм ему после этого не обязательно.
Бруно ДЮМОН, французский режиссер: "В фильме нет ничего порнографического"
Перед московской премьерой с Брюно ДЮМОНОМ по просьбе "Известий" побеседовал телеведущий Сэм КЛЕБАНОВ.
- Когда вы создавали фильм, вы опирались на личный эмоциональный опыт?
- Конечно. Я сам, моя судьба - это материал для творчества. Я всегда стараюсь перенести на экран личные переживания, однако стараюсь не подвергать их слишком основательной рефлексии, не использовать ресурсы разума. Пытаюсь сохранить их в подлинном, первозданном виде. "29 Пальм" как раз и можно отчасти понимать как фильм про первозданность.
- Мы ничего не знаем о том, что предшествовало событиям фильма. Почему вы решили не рассказывать о прошлом героев?
- Я несколько устал от традиционных нарративных методов, то есть повествовательного кинематографа. Меня утомляет академизм. Большинство киносюжетов реконструируют биографии героев, но нейтрализуют при этом характеры и ситуации. В свое время в изобразительном искусстве произошла революция: искусство перешло к абстракционизму. Мне тоже хочется двигаться к чему-то более абстрактному.
- Главная героиня Катя - страстная, взвинченная, неуравновешенная женщина. Для русского зрителя она очень узнаваема. Это вы придумали ее или же актриса Катя Голубева вам активно помогала?
- Мне хотелось создать характер с максимально сложной психологией. Я направил Катю в эту сторону, но старался предостеречь ее от чрезмерного актерства, хотел, чтобы она проявила свои собственные характер и энергию.
- И все-таки: могла бы на месте Кати Голубевой оказаться американская, французская или японская актриса?
- Мне не хотелось уходить от ее собственной индивидуальности. Моя героиня русская, как и актриса.
- Мне показалось, что в вашем роуд-муви есть три персонажа: он, она и машина. Почему в фильме столь большое место занимает "Хаммер" - необычный, стильный и очень дорогой автомобиль?
- На самом-то деле это дурацкая машина. Она странная, избыточная. Ее чересчур много. Но именно такой автомобиль не просто воплощает наши представления об Америке, но действительно служит образом этой страны.
- У вас много сексуальных сцен. Это ограничивает потенциальную аудиторию, ведь во многих странах существует цензура.
- Я всегда двигаюсь только вперед, и цензура для меня не проблема. Да, вы видите много секса, но он традиционен, поэтому в фильме, на мой взгляд, нет ничего скандального, ничего порнографического. Разумеется, у картины во всех странах свои возрастные ограничения. Но, повторяю, в ней нет ничего чрезмерного.
- Фильм оказывает сильное эмоциональное воздействие. Кажется, что все происходит на самом деле. Когда актеры кричат, кажется, что они кричат по-настоящему: от живой страсти или реальной боли. Зачем было заходить так далеко?
- Я не стремлюсь воспроизводить реальность. Хотите знать мое мнение? Любовные сцены в фильме неправдоподобны, они почти экстремальны. Я пытаюсь создавать альтернативную действительность, я ищу поэтические характеры. Мне вовсе не нужно жизнеподобие.
- Но вы даете героям те же имена, что и у актеров. Это почти стирает грань между реальностью и вымыслом!
- Просто мне хотелось создать видимость реальности, чтобы была зацепка, тонкая нить, соединяющая фантазию и правду.