Рождественская сказка в документах и письмах

В начале 50-х, когда Рае было лет десять, она пробралась ночью в кабинет директора детского дома и выдернула из плотного ряда худосочную папочку с наклейкой "Р.Кулишова". А открытий никаких: кроме бумажки на немецком, метрика, подтверждавшая, что Рая - сирота. И вообразить тогда не могла, что имена родителей, дата рождения придуманы. И место рождения - Неаполь… Впоследствии он перекочевал в паспорт. Через много лет при оформлении поездки в Германию начальник ОВИРа рассвирепел: "Чушь какая, бред!" и записал в загранпаспорте "Никополь". …У нас впереди 60-летие со дня Победы и окончания войны. Последнее, вероятно, такое, "круглое", торжество с живыми победителями. А война не кончилась, никак не кончается. И "кони все скачут и скачут", и "избы горят и горят". И Раиса Ивановна полвека искала ответ: кто она, чья, откуда? "Душа болит по сей день, - писала в Германию автору книги о детях на войне. - Нет в нас покоя". В нас - калининградских детдомовцах, с которыми росла. Весь детдом говорил только по-немецки. В памяти с детства смутно жили чьи-то лица, картинки. Особнячок в цветах, стол для рисования, самокат. Потом черная машина у входной двери… В молодости Рая боялась выключателей, невропатолог предположил: ребенком вас прятали в темноте. Машина увезла куда-то, вокруг проволока. За несколько десятков лет вопросы, ответы, рождавшие новые вопросы и новые ответы, сложились в толстое досье, которое Раиса Ивановна принесла в редакцию. Отдельно - тетрадь с множеством телефонов и адресов. Задача моя - спрямить причудливую линию поисков, оставив лишь узлы. И узлы-то не просты для чтения. Представьте, чего стоили Раисе попытки их развязать. Тьма чуть расступилась Через несколько лет, в четвертом в ее жизни детдоме, а всего было шесть, нашла перевод той немецкой справки. "Берлин-Панков. Социальный отдел. Фрау Фриде Росс, проживающей по адресу Берлин, Хайнерсдорф, Фазольтштрассе, 27, дано разрешение на попечение над ребенком Раисой Кулишовой для представления в полицию и получения продовольственных карточек". Письмо Раи в Берлин перехватили органы, где девчонке было сделано недвусмысленное предупреждение. В 18 лет вышла замуж, стала Богдановой, родила двух дочерей. Одна уж пошла в школу, другая в садик, когда отважилась написать снова. "Милая Рената! Так мы тебя называли. Я бы ответила скорее, но нужно было найти переводчика… Отвечу на твои вопросы. Я тебя взяла из детдома в Берлин-Бланкенбург 12.12.1945. Было обращение: не желают ли бездетные супруги взять на воспитание сирот. Мы тут же подали заявление и на усыновление, но с этим нужно было ждать решения государств-победителей. В силу этого почти через три года тебя у нас отняли. Мы предприняли все возможное, чтобы оставить тебя, но все напрасно. Имелись ли у тебя хоть какие-нибудь документы? Нет! При тебе ничего не было. Лишь бирка на шее с именем. Возраст мы определили приблизительно. Очень жаль, что ничего больше сообщить не могу… Если бы ты знала, какие у нас были из-за тебя волнения! Но ты можешь сказать своим детям, чтобы успокоить, что у них есть бабушка в ГДР. А если бы ты с семьей приехала в Берлин? Муж мой умер в 53-м году. У меня вторая приемная дочь, Эдельгард, твоя ровесница, и внук Йорг. Ты совсем забыла немецкий? Я была бы так рада услышать о тебе и твоей семье. Посылаю фотографию тех времен, когда ты была с нами". На берлинском вокзале они рыдали на груди друг у друга. Тридцатилетняя Рая только что овдовела, жизнь, казалось, кончилась, и ее потянуло туда, к женщине, ставшей ей на три года матерью. Однако в этом доме осталась не только любовь и фотографии на стенах гостиной. Страх - тоже. Перед приездом Ренаты-Раисы фрау Росс настойчиво просили зайти в советское посольство, перепугалась насмерть, пока не сказали, для чего. Эдельгард с мужем Юргеном приглашали, привечали Раю и после смерти фрау Росс, впрочем, письма часто не доходили. Поездки в Берлин не сдвигали дело с места. В архивах, по которым возил Юрген, ничего путного не находилось. Как искать, если госпоже Богдановой неизвестно имя матери? Восстановленного с грехом пополам детского знания немецкого хватало на самые простые домашние разговоры. Может, потому не оставляла уверенность: от нее что-то скрывают. Все кругом убеждали Раису Ивановну бросить самоедскую трату нервов. Но с годами безлюдье, абсолютная пустота прошлого угнетали все больше. Не знала, куда толкнуться, где хотя бы спросить об этом. Советская власть очень не поощряла деятельного интереса граждан к судьбам пропавших на чужбине. Ведь что такое плен, неволя, как не связь с заграницей! Раиса Ивановна понятия не имела о мемориальных музеях, фондах в Германии, Австрии, Польше. Писала в Министерство обороны РФ, внутренних дел. МИД даже посылал запрос в Италию - насчет Неаполя. Все без толку. Пока не встретила знакомую по детдому: "Что же ты не напишешь в Арользен!". В Германии, в Арользене, работает Интернациональная служба розыска Международного Красного Креста ITS (International Trace Service). Все пути ведут в ITS В ожидании ответа отправила прошения - то ли опять по подсказке, то ли интуиция подтолкнула - в знаменитые концлагеря: Освенцим, Бухенвальд, Дахау, Заксонхаузен, Берген-Бельзен, Ноенгамме… Отозвались участливо, объяснили: фашисты успели сжечь большую часть регистрационных документов, но отчаиваться не следует, самые исчерпывающие сведения - в ITS. Ни один из лагерных архивов не отписался, каждый сам продолжил поиски. Доктор Морш, глава фонда "Мемориалы Бранденбурга", наводил справки через бывших узников, женщина обещала связаться с подругой, которая работала врачом в Равенсбрюке. Из Дахау пришел список на пять Кулишовых: не ваш ли отец один из них? Предусмотрительно создав поисковую службу еще до разгрома гитлеровцев, союзники рассчитывали, что она выполнит свою миссию за пять-десять лет. Собирать документы, подбирать любую информацию по страницам и клочкам начали сразу и повсюду - в фирмах, заводоуправлениях, муниципалитетах, тюрьмах. Но еще нельзя было осознать космические масштабы вселенской катастрофы, степень человеческого разъединения. До наших дней почта, чаще всего российская, - мешками. Несколько сот сотрудников не справляются, сроки у ITS, увы, большие, бесчеловечно большие. Ждут люди, чье время на исходе. Весь мир, кроме нас, искал по горячим следам, Арользен помог миллионам. Имя заштатного западногерманского городка стало символом, последней надеждой. До сих пор пополняются архивы, насчитывающие 50 миллионов карточек на 15 миллионов человек. Сконструирована уникальная алфавитно-фонетическая система, поскольку у распространенного имени может быть в разных языках и наречиях сотня вариантов. Но дело не только в технологии. Дело - в принципах. Моя давняя командировка в Арользен занимает в памяти особое место. Директор службы Шарль Бидерман сказал тогда: "Война мертва лишь для молодых. Наш долг - сохранить ее живой, пока живы ее мученики". Война не закончилась и для немцев. Как говорится в одном письме Раисе Ивановне, "нам небезразлично то, что совершалось нашими соотечественниками, втянутыми фашизмом в несправедливость и разбой. Мы просим прощения за все, что делалось от имени Германии. Перенесенные страдания и унижения нельзя искупить. Мы знаем, что и сейчас вы живете под бременем того горя и боли". Арользен не переставал успокаивать г-жу Богданову: наберитесь терпения, вашим делом занимаются, и как только появится заслуживающий полного доверия результат… Он появился. Нашли имя, нашли мамино прошлое - Равенсбрюк. "1. Кулишова Анна. Родилась 12.9.1923. Подданство - украинское (так! - Э.М.). Никаких других данных. 11.7.1942 доставлена в к/ц Равенсбрюк. Арестантский номер 12463. Категория: "пол" (политическая). 2. Кулишова/Кулешова Анна. Профессия: швея. Место жительство: Берлин C2, Россштрассе 3. Родила 6.1.1943 девочку в Берлин-Бланкенфельд в русском лагере. 3. Кулишова Раиса. Родилась 6.1.1943. Место жительство: Берлин С2, Россштрассе 3, лагерь восточных рабочих. С 15 до 31.1.1945 находилась в городской больнице Хуфланд на стационарном лечении. Прилагаем копию свидетельства о рождении, выданного ЗАГС Берлин-Панков № 34/1943 10.2.1997… Мы предпринимаем усилия для установления места рождения и проживания Анны Кулишовой. К сожалению, надежды на успех малы". Потерянные буквы Раиса Ивановна бросилась в Центр розыска Российского Красного Креста только за тем, чтобы сообщение перевели в точности. Считала, что там занимаются исключительно Россией. Откуда ей было знать, что у Центра есть немецкий трофейный архив перемещенных лиц. Не очень большой, всего на семьсот тысяч. Фамилии из документов разнесены по карточкам с соответствующими ссылками. Вот так: "Анна Кулишова, том 303, стр. 282". "9 июля 1942. Коменданту концлагеря Равенсбрюк. Я получил указание из тюрьмы полиции Лейпцига на основании распоряжения рейхсфюрера СС от 27.5.42 доставить ближайшим транспортом в к/ц Равенсбрюк за саботаж и попытку бегства следующих советских работниц… Анна Кулишова, родилась 12.9.1923 в Барабашовке". Раиса Ивановна уже не тешила себя надеждой найти мать в живых, но теперь знала, где сможет спросить про свои корни. Помощи в Центре ей не предложили. Самой предстояло писать, объяснять, просить областные, районные архивы, управления милиции, информационные центры поискать село, мамину семью. Что оно такое - переписка с чиновниками на личную тему - известно. Миновал не один год. Сидим мы с Раисой Ивановной, изучаем украинскую главу ее папки… "Раиса Ивановна, погодите, какая Барашовка? Барабашовка!" Она хватается за голову: что наделала! Переписывала список из донесения коменданту лагеря, руки тряслись, в мозгу стучало, и пропустила две буквы. Нынешним летом все началось по новой. Теперь подключилась к поискам служба розыска Украинского Красного Креста. В сентябре ушло из Киева в областные комитеты предписание, а уже в ноябре - находка. Зовут, правда, не Анна - Ганна, но меня уверяют, что по-украински разницы нет. Тоже прошла лагерь, родила, ребенка отняли. Ганна умерла, но есть адреса сыновей, племянницы. В Запорожье - родная сестра. Надо звонить, сообщать Раисе Ивановне, хотя страшновато. Тянутся долгие секунды молчания, прежде чем она приходит в себя. Ночью ей плохо, врач, уколы. Утром связываемся с Запорожьем, там предупреждены, но все равно смятение. Сестра уже оповестила родных в Полтаве. "Колы приедешь?". А назавтра выясняется, что ошибка. Родная деревня - не Барабашовка, не вспоминала Ганна ни про какую дочку, год рождения не тот. Украина приносит извинения: хотели как лучше, поспешили. Оказалась, однако, эта грустная история репетицией. Со странной неестественной скоростью вдруг побежало время, полвека неизвестности сжались до недели. В те же дни в Москву, в Центр розыска поступила из Арользена просьба к коллегам: проверить обнадеживающе совпадающие запросы двух женщин.. Понятно, они разминулись. Раисе Кулишовой в 98-м году нашли мать в Равенсбрюке. А Анне Хрюкиной (Кулишовой) в 94-м не смогли подтвердить факт заключения в Равенсбрюке. Когда сейчас занялись, бог знает, каким по счету, письмом Раисы Ивановны, компьютер их соединил. Очень личное Трубку в Туле взял мужчина, переспросил: - Бабушку? Бабушки нет, прошлой осенью похоронили. Я - Виталий, внук… Сказать? А если снова не то? Нашелся предлог для приглашения одной из дочерей Анны - Натальи Александровны - в газету: собираем материалы о Равенсбрюке. Она вспоминала мамины рассказы про Германию: - Только школу закончила, на 22 июня назначен был выпускной вечер. Она успела до оккупации поработать в санитарном поезде, немцы угнали через год, в мае 42-го. В Равенсбрюк попала за то, что они с подружкой потравили овец у бауэра. Озорная была и смелая, в концлагере послала надзирателя куда подальше, остался шрам на лице… Знаете, она не могла видеть голодных детей. Приводила соседских, беспризорников, они уже сами к нам стучались… Я медленно подбиралась к главному. - Не решаюсь, Наталья Александровна, спросить об одном обстоятельстве. - Кажется, знаю о чем речь. - А не рассказали? - Это очень личное и очень больное. - У мамы осталась в Германии дочь? - Да. Рая. - Она… в Москве. - Господи, что вы такое говорите! Школьницей, листая мамин альбом, Наталья наткнулась на фотографию девчушки с куклой. Это еще что за милое создание? Мама разрыдалась. В ту свою германскую жизнь Анна Александровна дочерей не пускала. Расспрашивать, прикасаться к ране ни Наталья, на младшие Светлана и Надежда не смели. Изредка мельком замечали, как перебирает старые бумаги, фотографии. До самого конца казнила себя. За что? - Ну, почему Рая опоздала! Почему мама не искала? Потому что первый муж, офицер госбезопасности, запретил"поднимать вопрос", а второй - в злые минуты напоминал Анне, кто она есть. Когда уж обоих не стало, продолжала молчать. Ради Раи, которую, как себя убедила, воспитала хорошая немецкая семья, и вторгаться теперь в Раину жизнь она не имеет права. А незадолго до смерти просила Наталью съездить на передачу "Жди меня". Дочку Анна родила в Берлине Не все мы представляем себе так, как оно было за линией фронта на самом деле. Что дома, что у противника. По нашим стереотипным понятиям из концлагеря выбраться невозможно. Но факт - дочку Анна родила в Берлине. Политическую узницу перевели в трудовой лагерь, откуда не возбранялись даже прогулки по городу? Историк, знаток немецкого "орднунга"не удивляется. Нужна была рабсила на опасных, тяжелых работах, в шахтах, в каменоломнях, узников покупали военные фирмы. Какой-нибудь фабрике, обшивавшей армию, срочно понадобились швеи, а изничтожение овечек - не такое преступление, чтобы из-за него пренебречь нуждами рейха. Пусть лагерь, бараки, какая-никакая охрана, но Анна провела полтора счастливых года со своей девочкой. Куда же она делась весной 45-го года? Из недомолвок, из письма фрау Росс ("Погибла ли твоя мать во время бегства, неизвестно"), из событий конца апреля - штурм Берлина, ковровые бомбардировки, кромешный хаос - возникают несколько сюжетов. С тысячами берлинцев Анна бежала прочь из пылающего города. И, спасая дочку, навсегда потеряла. Произошло непоправимое что-то, чему Анна была причиной. Попали под бомбежку, разметавшую их. Она оказалась в подвале, переждала налет, потом тщетно металась в поисках. Или: поняв, что в этом аду не уцелеть, оставила Раю на время в верном месте, у знакомой немецкой четы, но забрать не смогла. Или: знала, что возвращаться на родину с ребенком нельзя - отнимут, никто не станет вникать, чей он, от своего или от немца… Налет, подвал, добрые старики, отчаяние - все со скупых слов самой Анны Александровны, услышанных дочерьми. Как Анне солгали А судьба, похоже, готова была все исправить еще десять лет назад. Концлагерникам начали выдавать германскую компенсацию, Анна Александровна Хрюкина запросила Центр розыска Российского Красного Креста. Ей ответили: "Несмотря на тщательную проверку, сведений о Вашем пребывании в к/л Равенсбрюк в наших трофейных документах не обнаружено. Рекомендуем обратиться… Очень сожалеем…" Ложь. Никто не заглянул в картотеку, а значит в том 303, страница 282. Анна Александровна так и не дождалась немецких марок. Ладно, деньги. Где-то неподалеку от карточки "Кулишова Анна" стояла карточка "Кулишова Раиса". Смею предположить: перебери неравнодушный человек десяток-другой карточек, и давно встретились бы мать с дочерью. Мать жила рядом. Тетка - супер! Собрались все сестры, пока без братьев, Надя прилетела из Якутска. Раиса старше старшей, Натальи, на двадцать лет, теперь она глава рода. Похожа на маму характером, повторяет ее и в мелочах. "Смотрите, у Раи палец - мамин". Светлана гладит ладонью лицо сестры: "Мягкая. Как у мамы". На "ты" не получалось только в первые минуты. "Мы все певучие, ты поешь?". Поет! Назавтра позвонила мне Раиса Ивановна: "Полночи просидели. Я к ним так влилась". "Их" восемнадцать человек. В шестьдесят лет увидела лицо матери. На фотографиях молоденькая Анна в Берлине, у рейхстага, у национальной галереи, везде с коляской. "Ой, что написано: Ане и Раечке от кумы Гали. Выходит, крещеная я?". То и дело кто-то всхлипывал. Виталий комментировал: - Ё-мое… Чудеса! Класс!.. А тетка - супер!