Горят на работе

В пятницу специальная правительственная комиссия обсудит состояние школ накануне учебного года с точки зрения их пожарной безопасности. После двух апрельских трагедий - дети погибли в пожарах в школах Якутии и Дагестана - тема обрела особый смысл. Члены комиссии, сформированной под эгидой Министерства по чрезвычайным ситуациям (МЧС), в которую входили представители Минобразования и регионов, посетили за 3 летних месяца 112 тысяч (!) школ, детских садов, интернатов и т.д. по всей стране, включая самые отдаленные. Вот ее выводы. В 2002 году больше всего пожаров в учебных заведениях произошло в Красноярском (54), Краснодарском (41), Алтайском (27) краях, Омской (27), Тверской (17) и Воронежской (14) областях. Среди вузов в лидерах - Уральский государственный технический университет (11 пожаров и возгораний) и Марийский (10 случаев). В первом полугодии этого года, по данным МЧС, зарегистрировано 847 пожаров: погибли 59 человек. Каждый пятый пожар произошел из-за неправильной эксплуатации электрооборудования, три четверти всех пожаров - из-за неосторожного обращения с огнем. Вот основные "пожарные" проблемы школ: не исправны или отсутствуют системы пожарной сигнализации, нет первичных средств пожаротушения, глухие металлические решетки на окнах и т.д. Особенно плохи дела, утверждает комиссия, в школах и интернатах для детей-инвалидов, умственно отсталых, с физическими недостатками. "Крайне неблагополучное положение дел" в Сибирском округе: там уже приостановлена эксплуатация 250 школ, в Северо-Западном округе - 210. Даже в Москве 682 "объекта образовательных учреждений" не удовлетворяют пожарным требованиям. К середине августа были "не готовы к началу учебного года" свыше 5 тысяч учебных заведений Башкирии, почти 2 тысячи Иркутской области, свыше 1700 Кировской, 600 Бурятии и т.д. Кто виноват в этом, как это исправить, каково совмещать работу спасателя с партийными обязанностями министр по чрезвычайным ситуациям, член Высшего совета "Единой России" Сергей ШОЙГУ рассказывает обозревателю "Известий" Светлане БАБАЕВОЙ. Без изменений с 1948 года - Какова сегодня ситуация с пожарной безопасностью в школах? - Государственная противопожарная служба занималась данной темой не только в этом году. Проверяли, делали предписания, требовали. Видимо, недостаточно. На Руси так заведено: серьезно начинают думать, только когда петух клюнет. Халатностью руководители всех уровней довели школы до такого уровня, что погибли дети. Мы проверили все школы, не выбирая лучший-худший регион. В самом плачевном состоянии сельские школы. Все понятно: не хватает денег, ресурсов. Но мы говорим: сделайте хотя бы тот минимум, который вы обязаны делать. Было несколько десятков тысяч предписаний, предлагалось устранить почти миллион недостатков. И свыше 600 тысяч недостатков устранено. - Как люди реагируют на ваши рекомендации и что вас раздражает в их ответах? - Реагируют по-разному. Первое, что отвечают: нет денег. Хотя на бесконечные ремонты, установку решеток и т.п. деньги находят. Если денег мало, надо выбирать приоритеты. А раздражает то, что некоторые пытаются использовать эту тему в политических целях. Нам говорят: чего вы только сейчас пришли, попиариться на этом хотите? Более циничных вещей я в жизни не слышал! Или вот, говорят, в 1948 году при пожаре в Минской школе во время новогоднего бала погибло больше ста человек, но таких-де драконовских мер не принимали. А чего, мол, сейчас? Плохо, что не принимали. А если так будут относиться к безопасности, мы и дальше будем проверять, штрафовать, привлекать к ответственности. - Но все же что-то предпринимается, было сделано? - Безусловно. Сейчас 30 тысяч населенных пунктов, особенно на селе, вообще не охвачено системой пожарной безопасности. Цифра ужасающая. Мы начали поставлять туда пожарные машины и, пока в порядке эксперимента, спецмотоциклы. Так, в деревне под Новосибирском стоит такой мотоцикл, есть ответственный. Если что-то случается, он едет и оказывает первую помощь. В этом году планируем оснастить спецтехникой 1000 населенных пунктов. - Эту технику разворуют еще до того, как пожар начнется... - Первые месяцы эксплуатации показывают, что не воруют, а техника эффективно работает. Сейчас главное - чтобы после 1 сентября работа не останавливалась. Мы сейчас по всем тем 6 тысячам школ, о которых я говорил, выставляем требования с конкретными сроками исполнения: оборудовать пожарную сигнализацию, проверить системы пожаротушения, предусмотреть запасные выходы, обучить взрослых, провести тренировки со школьниками и т.д. "Если сообщим, куда летим, - нас посадят..." - Давайте поговорим о других, увы, не менее печальных темах. Два дня назад вы вернулись с Камчатки, где погибли сахалинский губернатор и его команда. Вы - глава госкомиссии по расследованию. Что вы можете сказать уже сейчас? - Предварительный доклад мы представим в ближайшие дни. Окончательный будет через месяц. За это время мы должны проверить и либо отвергнуть, либо подтвердить самые невероятные причины катастрофы, начиная от попадания птицы в двигатель и заканчивая вмешательством пассажиров. - Пошли разговоры: слишком часто губернаторы стали гибнуть, в том числе в вертолетных катастрофах. - Знаете, говорить прежде всего нужно о нашем разгильдяйстве, об усилении ответственности экипажей и компаний-перевозчиков! Экипажи должны, на мой взгляд, нести уголовную ответственность за невыполнение инструкций по полету. Инструкции эти написаны кровью, и их надо выполнять - хочется этого заказчику или нет. - Можете представить, что будет с летчиком, если он отодвинет, например, вице-губернатора и скажет: "А вам придется полететь следующим бортом, у меня перегруз"? - Если он будет знать, что ему грозит уголовная ответственность, когда его поймают на нарушении правил, обнаружат, что он произвольно изменил маршрут или полетел с перегрузкой без доклада, думаю, это повлечет за собой и ужесточение дисциплины. Второе. Я абсолютно убежден: нужно сокращать число авиакомпаний, которые допускаются к перевозкам людей, независимо от того "VIP-пассажиры" это или нет. А в отношении оставшихся ужесточать надзор за техсостоянием парка, подготовкой экипажа, обслуживающего персонала. И третье. Надо усиливать уголовную и административную ответственность пассажиров за вмешательство в действия экипажа. Сейчас в Красноярске идет процесс, и там говорят: Лебедь приказал, есть свидетели... Все может быть. Но за жизнь пассажиров, летчиков несет ответственность в первую очередь экипаж и его командир. Это записано в Чикагской конвенции, во всех правилах и инструкциях. И это нормально, когда командир говорит кому-то независимо от поста и должности: "Извини, я не могу этого сделать, потому что я отвечаю за вашу жизнь". Представьте себе - сейчас уже об этом уверенно можно говорить - вертолет взлетает, а экипаж говорит неправду. - Вы имеете в виду случай на Камчатке? - Да. Он взлетает и говорит: "Лечу туда", а на самом деле летит под 90 градусов совсем в другую сторону. Не запрашивает метеообстановку в том районе, чтобы не "засвечивать", куда летит, говорит диспетчерам: "Лечу на высоте 1350", а фактически - 700. - Почему? - Потому что один, скажем так, из заказчиков борта решил показать губернатору местные красоты... А на это цепляется остальное: диспетчеры, к примеру, не знают, что он идет в том районе, и могут вести там пассажирский самолет или другой вертолет. То есть создается опасность не только для данного вертолета, но и для пассажиров борта, который может оказаться рядом! И получилось: летим туда, не знаем куда. Метеосводки нет, диспетчерского сопровождения нет, а мы летим. При этом, как следует из внутренних переговоров, тихо материм того, кто нас туда направил... Из переговоров слышно, что один говорит: "А может, все-таки сообщим, что мы туда летим?" А другой отвечает: "Сообщим - нас немедленно посадят". - На землю или в тюрьму? - К сожалению, теперь уже никто этого не узнает. Если б сообщили... После катастрофы с губернатором Лебедем были приняты серьезные меры. Вышел приказ Службы гражданской авиации, какие компании могут быть допущены к перевозке пассажиров, его продублировали все ведомства. А дальше - выполнение приказа. Компании, на вертолете которой летел губернатор Сахалинской области, в этом перечне нет. Надо сокращать число компаний. Одна конкурирует с другой, старается получить клиентов за счет дополнительных услуг. А услуга-то оказалась смертельной... "Я по профессии не политик" - Вы говорите: нужно усиливать ответственность, менять закон, менять отношение людей к безопасности. У вас мощный партийно-думско-министерский конгломерат: вы - один из руководителей партии, которая обладает немалыми ресурсами в стране и внушительной фракцией в Думе, в этой же партии ваш коллега, в чьей компетенции - уголовные и частично административные правонарушения, большая сфера контроля за правоприменением. Вот и займитесь нормами права и поведения, убеждайте людей изменить отношение к дисциплине, следите за исполнением приказов, разработайте партийные программы. Все лучше, чем против иракской кампании митинговать... А вы говорите так, как будто мы находимся в середине 1990-х, все ползет по швам, Дума неработоспособна, губернаторы - почти цари, и ничего не работает, включая систему ответственности... - Это у вас, журналистов, так глаз "заточен". Партия и наша фракция в Думе занимаются многими важными и полезными делами. Только в этом году наша фракция вышла с инициативой и провела более 20 жизненно важных законов. Не все успели. Но мы будем бороться дальше. Но на положительные примеры журналисты не обращают внимания. А для меня вопрос стоит по-другому: когда ты ничего не сделал, тебе не надо и отчитываться о сделанном. Гораздо проще врать - ты же еще ничего не сделал, а только обещаешь сделать. Вот я смотрю сейчас рекламные ролики по телевидению - одно обещание краше другого! Я знаю многих из героев этих роликов, видел, какие решения они принимали, как потом реализовывали. Про нас говорят: мы претендуем на номер один. Да, потому что мы делаем что-то. Плохо? А что же вы не сделали лучше? Была возможность не развязывать бойню в разных точках тогда еще Союза, была возможность внедрить программу "500 дней". Что же вы все не воспользовались этими возможностями? - Это вы поэтому выбрали тактику ничего не говорить на тему политики, а комментировать исключительно чрезвычайные ситуации, относящиеся к компетенции министерства, причем желательно не с трибуны, а в камуфляже на завалах? - Я по профессии не политик и никогда не стремился им стать. А то, что я все-таки политикой занимаюсь, это от того, что надеюсь изменить жизнь к лучшему. Но говорить о политике не люблю. А о профессии... Во-первых, это бывает необходимо, а во-вторых - да, могу много и с удовольствием. - Вы не думаете, что ваша тактика может оказать порочной: на вас же потом спишут все ошибки и ЧП? - На нас и так многое списывают. - Как на министра или как на партийца? - Нападают как на министра, а покусать хотят партию. - Как складываются ваши отношения с коллегами по партии? Некоторые утверждают: поскольку партийный рейтинг во многом держится на вашем, у остальных это вызывает раздражение. - Мои отношения с коллегами строятся абсолютно нормально. А к рейтингам я вообще отношусь скептически. Ведь это тоже своего рода выборная технология. К тому же есть рейтинги настоящие, а есть - надуманные... Я никогда не работал на собственный рейтинг. И не собираюсь врать и кому-то подыгрывать: ходить в драных ботинках и ездить на работу на мопеде. Но и обратного не буду делать - говорить, что у меня дом за 6 миллионов долларов и бассейн с русалками. 70 тысяч жизней - Кстати, про ваше ведомство часто говорят: хорошо пиар построен. И про вас говорят, что вы ответственно к этому подходите... - К информированию о работе ведомства - да. Сегодня мы спасаем людей почти втрое больше, чем в начале 1990-х. Только за прошлый год - 70 тысяч спасенных жизней. Почему люди не должны об этом знать? Ведь они должны нам доверять. Конечно, любой человек и любое ведомство не хочет выпячивать негатив. Но на реальную критику мы не обижаемся и, бывало, благодаря прессе узнавали о негативных моментах в одном из наших подразделений. Реагировали немедленно. - По поводу вашей работы в Кармадонском ущелье сейчас раздаются нарекания со стороны родственников погибших. Скоро годовщина трагедии. Можете ли вы что-то им сказать? - Я бы не хотел снова рассказывать про то, какие средства были затрачены, сколько людей было задействовано, техники. Это наша работа. Скажу лишь одно: наши люди сделали даже больше того, что должны были сделать. Если бы оставался хоть один шанс из миллиона, работы бы продолжались. Уверен: через год-два, когда отступит лед и выяснится вся правда, некоторым будет неловко за то, что они говорили... - Продолжим тему работы министерства. Если брать цифры финансирования, которые заложены на вашу сферу в бюджете, то они у вас на порядок меньше многих силовых ведомств. Как это вам удается - большие внебюджетные резервы или какие секреты? При этом большинство считает, что ваши службы работают гораздо эффективнее. - У нас существует строгая система распределения бюджета. Ежемесячно проходят лимитные комиссии, все протоколируется. Вот сейчас наши люди работают на тушении пожаров во Франции. И в одном издании нас уже обвинили: что это они богатой Франции помогают! А мы подсчитали: на заработанные там деньги купим новый несущий винт для Ми-26. А внебюджетный источник у нас один, но эти деньги идут только на помощь пострадавшим в чрезвычайных ситуациях и покупку квартир спасателям, пожарным, военнослужащим. Это закон. - Недавно вы добились, чтобы в МЧС начался эксперимент по оплате труда. Чтобы вы имели право оставлять столько людей, сколько нужно для выполнения работы, и платить им столько, сколько они заслуживают. Как продвигается идея? - Это намного важнее всего того, что вы спрашивали про политику. Мы доложили свои предложения президенту, он нас поддержал. В ближайшее время, надеемся, выйдет соответствующий указ. Необходимые документы мы передали, расчеты провели. Нас поддержал и председатель правительства, где сейчас тоже обсуждается идея изменения оплаты труда в органах исполнительной власти. Мы уже сократили свой центральный аппарат на 37%. Качество работы от этого уж точно не ухудшилось. Но мы не сокращали и не будем сокращать спасателей, блок предупреждения, блок реагирования. Чтобы поднять зарплату в два раза, центральный аппарат нужно сократить на 46-47%. Повторяю, только аппарат, спасателей это не коснется, их зарплаты по-прежнему будут расти. Они уже сегодня значительно выше, чем в центральном аппарате. - Вы любите повторять, что вам нравится быть министром, работать именно в этой сфере. Всю жизнь заниматься пожарами и потопами? Кем вы себя видите, скажем, через 5-10 лет? - Если честно, то, конечно, есть усталость. Не от работы, а от постоянных встреч с горем людским... А через 5 лет... Иногда мне хочется взять большой-большой грузовик, ездить на нем по всей планете и зависеть только от себя... Или стать мэром маленького уездного города... - ...В котором никогда не бывает денег, все давно уехали, а оставшиеся спились... - ...И чтобы потихоньку люди начали заниматься своим делом, а городок оживал... Боитесь ли вы летать на вертолете? Григорий ВДОВИН, военный корреспондент телеканала "Россия": - В силу профессиональных обязанностей часто приходится летать на вертолете. Если есть возможность не садиться в вертолет, никто и не сядет по доброй воле. Особенно в Чечне. Там лучше не есть перед полетом на вертолете. Раньше там вертолеты использовались как маршрутное такси - все так и передвигались по Чечне. Когда стало понятно, что у боевиков есть ПЗРК, журналистов запретили брать в вертолеты. И, честно говоря, все вздохнули с облегчением. Теперь приходится ездить на машине - это дольше, но в то же время вероятность того, что останешься жив, гораздо больше. Валерий МАСЛОВ, геодезист (Сургут, Тюменская область), член Клуба "Известий": - Нет, не боюсь. Мне, например, приходилось работать на Крайнем Севере - и там это был самый удобный вид транспорта. Провиант всегда доставляли именно так. Да и здесь у нас в Тюменской области еще хватает необжитых районов. Так что если работа того потребует, я без колебаний снова сяду в вертолет. Сергей ОРЛОВ, охотник-любитель: - Летал и летаю на самых разных вертолетах очень много и поэтому боюсь. Особенно страшно летать с военными летчиками. Они совсем бесшабашные, лихачить любят, пассажиров пугать. Однажды взлетали задом наперед. В другой раз летели над морем, пилоты решили показать класс и колеса в море намочить. А мы, пассажиры, чуть сами не обмочились. Еще был случай, когда уже другие пилоты решили напугать нас и падение имитировали. И все это на фоне того, что большинство вертолетов свой ресурс уже выработали и постоянно ломаются. Сергей ГРЕЧИШНИКОВ, химик-технолог, член Клуба "Известий": - Я служил в Афганистане в воздушно-десантных войсках и много летал на вертолетах. Тогда не боялся. Во-первых, потому что молодой был. А во-вторых, тогда у меня были гораздо более серьезные причины для беспокойства. А вот лет через десять после службы у меня появилась боязнь и вертолетов, и самолетов. Так что сейчас предпочитаю передвигаться по земле. Станислав ЗАВАРУЕВ, режиссер документального кино: - Нет, я не боюсь. Я боюсь летать с некомпетентными людьми. Я много летал и знаю, что в самих вертолетах нет ничего опасного. Опасно, когда нет порядка, когда вертолет перегружен. Когда в нем летит 20 человек начальников и все командуют пилоту, куда лететь. Сейчас, если бы пришлось лететь на вертолете, полетел бы без страха, но только со знакомыми людьми. Александр ЦЕКАЛО, певец, актер, продюсер: - Нет, не боюсь. Я на вертолетах летал очень много, во времена гастролей. Тогда доводилось переживать малоприятные перелеты. Ввиду внешней ненадежности вертолета. Пилоты же часто попадались лихачи. Они все-таки гордились своей профессией и пытались нам продемонстрировать мастерство. Я таким образом побывал в разных сумасшедших виражах. Было неприятно, но страха не было. Я однажды случайно попал к предсказательнице, которая сообщила, что смерть в воздухе - не моя смерть. Поэтому тоже не боюсь. Владимир ЗАБРОДИН, геолог (Хабаровск), член Клуба "Известий": - Когда ведешь полевые работы, без вертолета никак не обойтись. Так что тут неважно, боишься ты или нет: лететь все равно надо. Вот, например, в 50-60-е годы летчики были отчаянные, бесшабашные. И иногда летать было по-настоящему страшно. А потом стало гораздо спокойнее. Я в геологии работаю уже сорок лет, и на моей памяти было очень мало аварий. Падения, конечно, были, но в основном с маленькой высоты и без жертв. Василий КЛОЧЕНОК, заместитель председателя комитета по обороне и безопасности Совета федерации, генерал-лейтенант авиации: - Никогда не боялся и никогда не буду бояться летать на вертолетах. За 35 лет ничего со мной не случилось, как видите, разговариваю с вами. Да и вероятность попадания в какую-либо неприятную ситуацию на вертолете или другом летательном аппарате в тысячи раз ниже, чем на машине или поезде. И всем своим ученикам, военным летчикам, я всегда говорил, что, если появляется робость, недоверие к технике, надо срочно оставлять летную профессию.