В 1790 году, когда Александра Радищева везли в Сибирь, в ссылку, он ненадолго остановился в Москве.
Впрочем, остановился он, естественно, не по собственной воле и разместился не в гостинице, не у приятелей, а в самой что ни на есть настоящей тюрьме. Эта тюрьма была не то чтобы особенно престижной, но, во всяком случае, по своему расположению ближайшей к центру города - к Кремлю. Она располагалась в современном Историческом проезде, слева от Казанского собора.
Александра Николаевича этапировали далее, а вот тюрьма осталась. Правда, трагедия, как водится, сделалась фарсом, и содержали здесь уже не диссидентов-литераторов, а простых купцов. Тюрьму прозвали "ямой" (как нетрудно догадаться, благодаря соответствующему расположению камер), и в скором времени та "яма" сделалась одним из нарицательных понятий в городе Москве.
Схема была простая, но при том какая-то порочная. Разорившийся (или же сымитировавший разорение) купец звал своих кредиторов на так называемую "чашку чаю". Чай мог вообще не подаваться - главное, что инициатор этого чаепития рассказывал о том, как грустно обстоят его дела, и предлагал присутствующим смириться с их не слишком выгодным вложением финансов и получить, к примеру, гривенник, а то и пятачок на рубль.
У кредиторов было три возможных выхода. Первый - и впрямь примириться с потерей. Второй - совместно взять опеку над делами неудачника. И третий - посадить его в "яму", "на высидку", пока не расплатится. Естественно, что на такую крайность шли чаще всего в том случае, когда подозревали своего коллегу в махинации: дескать, переписал все свои капиталы на жену, злокозненный обманщик. Однако же случалось, что сажали человека очевидно честного, -- в расчете, разумеется, на то, что его выкупит богатая родня.
Порочность же той схемы заключалась в том, что в государственной казне не были предусмотрены расходы на содержание подобных неплательщиков. И по действовавшим правилам деньги должны были вносить те самые обманутые вкладчики. Если установленная сумма содержания не вносилась вовремя, купца из заключения отпускали.
Некоторые этим пользовались, чтобы подразнить бедного должника. Только его отпустят, только он пару деньков посидит дома - тут за него снова вносится оплата. И полицейский вновь отводит должника в гнусную "яму".
Про "яму" ходила песенка:
Близко Печкина трактира,
У присутственных ворот,
Есть дешевая квартира
И для всех свободный вход.
Естественно, условия в этой "квартире" были не из лучших. Многие лжебанкроты не выдерживали и расплачивались с кредиторами - лишь бы скорее выбраться из "ямы". Правда, и это получалось не у всех. Известен случай, когда некий господин решил подобным образом подзаработать: все свое дело перевел на сына - и отправился "на высидку". Ему это довольно скоро надоело и, встретившись со своим отпрыском, он предложил тому начать переговоры с кредиторами. На это сын вдруг неожиданно ответил:
- Посиди еще, папаша.
Тот, естественно, опешил:
- Ведь это мои деньги, я все передал тебе.
На что сынок ответствовал:
- Сам знал, кому давал.
Долго еще тот папаша питался скудными харчами своих кредиторов и благотворительными сайками, которые обычно подавали к празднику "несчастненьким" сидельцам.
Институт "высидки" действовал вплоть до революции, после чего, естественно, был упразднен. Купцы, томящиеся в "яме", были напрочь позабыты, зато вспомнили вдруг про Радищева, сидевшего тут ранее. Здесь даже установили мемориальную доску с портретом писателя. А в путеводителях по городу бесстрастно сообщалось: "Две недели провел в Москве по дороге в Сибирь А.Н. Радищев".
Будто бы Александр Николаевич и вправду совершал какой-то праздный туристический вояж.