Закон о трех колосках

Это сравнение, впрочем, хромает - для крестьянства, составлявшего большую часть населения страны, речь шла о физическом выживании. Крестьяне находились на самом дне иерархической системы снабжения: в самую последнюю очередь снабжались не только рядовые колхозники, но и сельское руководство. В 1932-е годы колхозы не выполнили план, и поставки товаров и продовольствия на село были приостановлены. В основных сельскохозяйственных районах страны начался голод, унесший жизни от трех до семи миллионов человек. Бегству в города мешали заградотряды, помощи голодающим не оказывалось: сравнительно высокими были лишь поставки соли и водки. Крестьяне пытались спастись чем только можно: государство не принимало муку, и председатели колхозов (среди них было немало порядочных людей) советовали колхозникам перемалывать зерно. Но у НКВД была отличная агентура, а новый закон действовал как часы. У него были и иные мишени: НКВД внимательно присматривался к работникам социалистической торговли. В тридцатые годы достаточным основанием для возбуждения уголовного дела были две курицы, обнаруженные у завмага дома (это считалось неслыханной роскошью для советского человека). Совторговля и в самом деле воровала, плодя класс посредников, теневых советских бизнесменов, - достаточно было договориться с завмагом или заведующим секцией, купить товар по государственной цене, а продать по рыночной. Власть изгоняла рынок, но он мимикрировал, приспосабливался к новой жизни и делал то, на что было неспособно неповоротливое советское государство. Возникали артели и кооперативы, на самом деле они являлись фирмами по производству товаров и оказанию услуг. Из ворованной на государственных предприятиях кожи шилась качественная и недорогая обувь (ее катастрофически не хватало), у фабрик покупались обрезки жести, приводились в божеский вид и продавались им же, но по более высокой цене. Только выявленные хищения и растраты в торговле за первую половину 1940 года достигли 200 миллионов рублей. Закон обрушился и на колхозников, и на завмагов, и на подпольных советских миллионеров. Были и такие - один из них купил особняк за 100 тысяч рублей, другой, директор московского гастронома № 1, коммунист и член Моссовета, обзавелся особняком в Малаховке. (Сейчас трудно понять, как такие траты и шумные кутежи в ресторанах совмещались со всеобщим, предписанным свыше аскетизмом: привлекать к себе внимание было смертельно опасно.) НКВД старательно разрабатывал деятелей черного рынка, но к концу тридцатых годов государственная власть и подпольный капитал начали срастаться. В одном из чекистских донесений говорилось, что торговые работники находятся под покровительством советских, партийных и судебно-следственных органов. Имелся в виду низовой аппарат, но в наркоматы коррупция проникла до уровня начальников главков. А нищих крестьян не защищал никто, и к ним закон об охране социалистической собственности применялся на всю катушку. Они шли в лагеря не за многотысячные махинации и хищения, а за три сорванных на колхозном поле колоска.